Константин Дорошенко. Конец эпохи позднего железа by Laurus Press

«Подводя итог под размышлениями автора на тему того, чем же по-настоящему, глубоко в себе есть культура и искусство, приходим к выводу: искусство — это встреча, которая меняет. Дорошенко, безусловно, согласится с таким определением. Ведь он — персоналист. Он верит в личность, верит в "я", в персональный грех и персональное спасение. А встреча возможна только там, где есть две личности. Культура — где-то там, между двумя этими линиями, которые соединяют людей и эпохи, между связями и знаками, которые сводят личности вместе, а потом разводят их на полюсы мира». Любко Дереш

ISBN

К О Н Е Ц Э П О Х И П О З Д Н Е ГО Ж Е Л Е З А

«Константин Дорошенко — штучный продукт, бескомпромиссный и трепетный одновременно. Такие люди есть ДНК любой самобытной культуры. Я верю в украинскую культуру, потому что в ней есть Костя». Олег Кулик

К О Н С ТА Н Т И Н Д О Р О Ш Е Н К О

•

Александр Боровский

ДОРОШЕНКО

«Автор не комплексует по поводу напастей, выпавших на долю критики. Ну нет у него заниженной самооценки. Поэтому, например, не действует на него патернализм отношений западных институций contemporary art с восточноевропейскими неофитами: «правильное» поведение, творческое и институциональное, в обмен (символический и материальный) на возможную интеграцию. И прислониться плечом к какому-нибудь ответственному дискурсу Дорошенко не хочет. Он — хватает решительности — сам по себе. Ему дорог свой предмет и свой язык его описания, но главным образом — собственная картинка мира».

Конец эпохи позднего железа

----

 



LA UR US

L AURUS

Конец эпохи позднего железа

▷■

К о н с та н т и н Д о р о ш е н к о

Конец эпохи позднего железа ■ Издание второе, дополненное

К и е в L aurus 2020

УДК 821.161.1(477)-92 Д69

Дорошенко К. В.

Конец эпохи позднего железа / Константин Дорошенко. сб. ст., 2-е изд. доп. / состав. А. Боборыкин — Киев : Лаурус, 2020. — 656 с.

Д69

ISBN 978-617-7313-45-7

В книгу вошли избранные тексты критика и куратора современного искусства Константина Дорошенко. Сборник представляет собой комментарий культурной ситуации последних двадцати пяти лет и может быть интересен как профессионалам-искусствоведам, так и более широкой аудитории. УДК 821.161.1(477)-92

На обложке — фрагмент художественного проекта Назара Шешуряка «Всараны» (Киев, Труханов остров, 2013) Фото Андрея Сигунцова

ISBN 978-617-7313-45-7

Оглавление

Эстетические отношения искусства к действительности. А. Боровский Об е з ь я н и й в о п р о с

18 Маємо те, що маємо 36 Чем интересней, тем интересней 44 Акценты Мыколы Вересня 48 Чужой против хищника 54 Гиперреализм и дьявольщина обыденности 59 Женщина — не инкубатор 62 Киев — родина этнопанка 65 Мизерабль 68 Обезьяний вопрос 74 Особенный тип 77 Сталин жив 83 Внутри себя 89 ОМКФ инфицирован 95 Contemporary кармапа 101 Леонид Кравчук, похмелье и ответственность за слова 105 Крым и Мрык 110 Иллюзия выбора, или Кто управляет информацией в твоем смартфоне 114 Кубик Крюгера 117 Черная дыра хипстера 120 Право на память 125 Запретить Анне Герман писать? 130 Чем страшна музыка и как нам вредят плей‑листы

133 Не Ларс фон Триер 137 Зеленый — это просто cool 143 Глубина чашки кофе 146 Почему вам пора перестать рожать 149 Обреченность на иммерсивность 154 Шевченковская премия и культурная метрополия 158 «А я в попа обідала», — сирітка сказала... 163 Декоммунизация или дегероизация? 168 Как анекдот исчез из нашей повседневности 172 Банальность 3D 175 Опришек Мидянка 179 Конец империи в пейзажах Крыма 183 Не только тело. Голливудский скандал и парижский ответ 186 Дива народного танца 192 Как выстроить общую историю для Украины и украинцев 198 Форум издателей как страна 201 «Снести нельзя оставить». Замечания о каховской тачанке 206 Не наш «Чернобыль» 211 Манкурт сегодня Пу т ь ду ра к а 220

Усекновение головы и голосá предтеч: everything’s illuminated. Л. Дереш 226 Художник человеку волк 231 Картина из‑за тына 239 Свет народной иконы 243 Пояснительная записка к «Реквиему» Херста 249 Блеск и нищета Венецианской биеннале 254 Человеческое, слишком человеческое 259 Искусство Чернобыля 265 Украинский куратор «Манифесты» 270 Искусство — в небо! 275 Путь дурака 280 Божественный аттракцион

287 Бедный Никас 293 Маэстро художественной арлекинады 298 «Во‑первых, это красиво...» 304 Венецианская денонсация 310 In Principio: павильон Ватикана в Венеции как радикальный шаг аджорнаменто 315 Соработники Бога 320 Громкость протеста 326 Все сложно. Современное украинское искусство и мода 332 В правой руке — сникерс, в левой руке — Маркс 337 56‑я Венецианская биеннале: будущего нет 346 Пробуждение на могиле предков 353 Фанера художественного назначения 360 За все хорошее, против всего плохого 368 Борис Михайлов визуализирует тотальную лживость политиков 376 Эксгумация соцреализма 385 To be a woman в Баку 394 Венецианское шулерство 402 Интересные времена 410 Лента за лентою 418 Как Кмитовский музей имени Буханчука взаимодействует с современным искусством 426 Акцент ArtVilnius 432 Боль Давида Чичкана 437 О вкусном искусстве 441 Зачем бизнес‑школе современное искусство? 447 Человеческое и человечное 453 Хорошо 462 Нечаянный манифест Хаима Сутина З а б ы т ь Б од р и й я ра 471 Тайная история человеческого. А. Боборыкин 478 Глядя из Киева

486 Возможность поэтического столкновения 491 Метафора социальных рас 505 Забыть Бодрийяра 511 Конец эпохи позднего железа 515 Дух мелочей 519 Нечто новое в эпоху апокалипсиса 528 Слава врагам! 534 Насилие без секса в украинском современном искусстве 540 Это не хаос 546 Валерий и его братья 554 Неизбежность ритуала 558 Страхи и угрозы 561 Ута — Одессе 566 Нигаугек 571 Раненый целитель 576 Тая Галаган: художник как произведение 580 Ужупис: ответственность за свободу 583 Человеческое состояние 586 Неизлечимые 591 Регуманизация искусства 599 Арбитр изящества 602 Украшение любой страны 607 Долгое Средневековье 612 «Что хотел сказать художник?» 617 Дополнительные сноски 628 Указатель имен

Эстетические отношения искусства к действительности

Эстетические отношения искусства к действительности Александр Боровский

Константин Дорошенко — свой брат, критик. За этой констатацией, вроде бы чисто информационной, многое стои́т. В самом деле, только ленивый в наше время не пролил слезы по поводу смерти критики. Дескать, бумажные СМИ дышат на ладан и физически не выдерживают критических колонок. К тому же на дворе современного искусства — эпоха лингвоцентризма, как-то не располагающая различать произведение текстуального характера от сопутствующих моментов — стейтментов и аппликаций на премии и гранты. А их сами художники довели до степени искусства. Так что критика в этой пищевой цепочке функционально вроде как и не нужна. Поэтому типологичный критик с середины 90-х мутирует. Одни становятся деятелями. Продюсируют изнутри художественного процесса «своих» — творческие группы и одиночек. Самые удачливые менеджируют международную помощь небогатому восточноевропейскому искусству. Другие отвечают на вызовы иным способом. Они жертвуют своей, как принято нынче говорить у политиков, субъектностью. Как чеховская Душечка, такой типологичный критик испытывает потребность душой прилепиться к какой-нибудь опоре — одному из господствующих дискурсов. Если это, к примеру, левый дискурс, то критик шагу не ступит без понятий «арт-производство», «постфордизм», «прекариат» и прочее. Он, конечно, становится своим в узком кругу неомарксистов. Или участников не менее популярного постколониального дискурса (тут свой набор: «внутренний Другой», «знание как власть», «трикстер»). Всё бы хорошо, 9

Александр Боровский (крайний слева) и Константин Дорошенко (крайний справа) на обеде организаторов и членов жюри «Осеннего салона с Белгазпромбанком». Минск, 2016 Фото из архива Константина Дорошенко

особенно для диссертаций. Но из рук критиков-терминодержателей ускользает собственный предмет. Искусство. Как было у М. Светлова: «Я хочу подышать возле теплого тела искусства». Так вот им никак не удается. Не реагирует это тело на чужие слова. Да и понять, чем дышит само искусство, тоже не получается. Чтобы раскусить, какие такие отношения связывают его с действительностью, не надо сетовать на кризис жанра. Действовать надо. Решительность нужна. Тем и симпатична мне новая книжка Дорошенко. Автор не комплексует по поводу напастей, выпавших на долю критики. Ну нет у него заниженной самооценки. Поэтому, например, не действует на него патернализм отношений западных институций contemporary art с восточноевропейскими неофитами: «правильное» поведение, творческое и институциональное, в обмен (символический и материальный) на возможную интеграцию. И прислониться плечом к какому-нибудь ответственному дискурсу Дорошенко не 10

Эстетические отношения искусства к действительности

хочет. Он — хватает решительности — сам по себе. Ему дорог свой предмет и свой язык его описания, но главным образом — собственная картинка мира. В этом он возвращается к старой нашей общей традиции критического письма, в которой отношение к искусству как-то незаметно цепляет отношения с, как говаривал Э. Булатов, «наличной действительностью». Эта сцепка сама по себе — не оценочное понятие. Исторически критика далеко не всегда вообще нуждалась в апелляции к «жизни». Парадоксальным образом и критика авангарда, и соцреалистическая критика наличной действительностью особо не интересовались. Первая оперировала проектностью, вторая — соответствием арт-продукта неким жизнезамещающим декларациям. Во времена моей молодости все, что связано с жизненной фактурой, было малоинтересно. Только зачета ради я открывал, например, критика-демократа В. Стасова, гусельника русского искусст ва (таким его изобразил карикатурист П. Щербов). Стасов вообще-то крайне редко попадал в качество произведения, чаще всего мазал. Но сегодня мне он интересен, даже когда благодушествует или кликушествует, именно картинкой мира. А. Бенуа, эстет, никогда бы не признался себе в неких аналогиях со Стасовым. А они были, хотя бы в интересе к злобе дня. Недаром Бенуа называл свои статьи в газете «Речь» фельетонами. Позднесоветская художественная критика, при наличии нескольких блестящих перьев, была вынуждена создавать не картинку мира (если читать сегодня самых одаренных авторов с этой точки зрения, что-либо понять в происходящем за стенами союзов художников решительно невозможно), а некий коллективный экфрасис наиболее талантливых произведений. Кстати, чем более условен, опосредован был образ реальности, тем изощреннее был экфрасис. Что может быть условнее балета? Балетные тексты, скажем, В. Гаевского не знали себе равных по классу. 11

В 90-е в России выступила целая группа критиков новой формации. Назову хотя бы нескольких — Е. Деготь, М. Трофименкова, Т. Москвину, А. Ипполитова, К. Зельвенского, А. Тимофеевского, Г. Ревзина. Наверное, можно привести еще два-три имени. Это были люди разных идеологий и, как показало дальнейшее, различной судьбы, но, по крайней мере, по двум позициям они совпадали. Они, состоявшиеся профессионалы, как-то миновали школьное терминоложество. Но главное, у каждого были свои картинки мира, иногда вопиюще неадекватные друг другу. Эти авторы мощно транслировали их посредством самых разных СМИ, чаще всего — гламурных. Это было неважно. Одни потом собрали свои тексты в сборники. Получился увлекательный нон-фикшн. Другие так и не удосужились. Жаль. Не думаю, что Дорошенко как критик «вышел из этой шинели». Наверняка у него свой бэкграунд. Его становление прошло в другой стране. Но, думаю, я вправе набросать некий общий контекст, тем более что Дорошенко, уверен, имел дело с примерно той же типологией искусов и вызовов. Да и коллизии постсоветской жизни, что бы ни говорили, были типологичны. Дорошенко выработал в себе упрямую реалистическую установку. Я имею в виду не стиль и вообще не миметику. Я имею в виду взгляд. Критик реалистически смотрит на окружающую действительность, в каком бы виде она ни представала: политические моменты, выставочная жизнь, телевизионная эфемерия, попса… В чем эта реалистичность? Не то чтобы он культивирует позицию априорного знания, инсайдерской осведомленности — «я предупреждал», «я‑то знал» и т. д. Или, тем более, позицию моралиста: «глаза б мои на вас не смотрели!». Реалистичность — в интенции понимания. В само́м признании возможности объяснить и разобраться. Всё со всем связано, незначительные события мотивированы геологическими сдвигами, и наоборот. Так это устроено. Поэтому Дорошенко важны маргина12

Эстетические отношения искусства к действительности

лии, внешне незначительные моменты. Почему парень из шоубиза выдает какие-то общественно важные месседжи? Чем хипстер, мишень непритязательного зубоскальства, серьезно угрожает плодотворному течению жизни? Что стоит за обычной чиновничьей глупостью? Исследование маргиналий и банальностей получается у Дорошенко занимательнее иных разоблачений «разгребателей грязи» (muckrakers) — этого неувядающего транснационального журналистского жанра. Дорошенко изначально (и, главным образом, по сей день) — художественный критик и куратор. Как эта данность отражается в его текстах по самым внехудожественным поводам? Конечно, есть инстанция вкуса. Думаю, автор многие реалии политической и культурной жизни оценивает с этой позиции: никакой пиар не обманет профессиональный художественный вкус, политический аспект эстетических разногласий с властями отмечал еще Андрей Синявский. Не менее важна — как след основной профессии — интонация. Дорошенко не позволяет себе ажиотажа и экзальтации, это в нашем критическом деле — моветон. Разобраться — другой разговор. У него получается. Даже «разбираясь» с таким понятным персонажем, как Никас Сафронов, Дорошенко заинтересован не столько в том, чтобы похлеще его припечатать, сколько в истоках его общественной востребованности. Ставит диагноз: «поколение, контуженное “Рабыней Изаурой”». Спокойная интонированность текста не мешает автору форсировать выразительные средства: «Георгий Гюрджиев видел фатальную опасность для человечества в тереблении. Он ошибся. Хипстер не теребит — он мылит. Замыленному миру остается только слипнуться или куда‑то слиться». Конечно, сказывается этот «художественный» след и в приемах организации текста. У Дорошенко есть фирменный прием: чему бы ни было посвящено эссе, он вставляет туда «малый» нарратив художественно-биографического 13

характера. Так, в одном ответственном тексте он создает свой образ политической истории современной Украины. Естественно, большими мазками, с выверенной социальнополитической фактурой. И в этот материал включает историю о судьбе Платона Белецкого, выдающегося ученого, учителя нескольких поколений украинских искусствоведов. История, рассказанная очень лично, с какой-то печалью понимания перелома времен, не располагающего к гуманитарным жестам да и простой человечности, придает особую объемность большому историко-политическому нарративу. Этот акцент биографизма — фирменный прием Дорошенко. Позволю и себе нечто подобное. У автора книги есть несколько статей, посвященных артефактам общесоветского наследия. Сюжет одной связан со скульптурой «Легендарная тачанка», установленной под Каховкой. Так случилось, что в ранней молодости я знавал авторов «Тачанки». В частности, Леонида Михайлёнка. Он был заслуженным скульптором, автором множества казенных монументов. «Тачанку» Лукич — так его звали коллеги — любил как наиболее свободное, творческое свое произведение. В самом деле, о таком заказе — конная группа, поставленная в открытой степи, — мог только мечтать любой из советских ваятелей, зарабатывавших на жизнь стереотипными вождями. Михайлёнку с заказом повезло. Сделал как мог. Чья эта тачанка — буденновская или махновская, сегодня не так важно: скачут кони по степи. Но и тогда, в давние времена, Лукич и мысли не имел о чем-нибудь типа внедрения советских архетипов в массовое сознание. О том, как внедрить группу в пространство, думал. О том, что наконец изваял что-то живое, — наверняка. Ну и о гонораре, конечно, не забывал. Как я понимаю, нашлись активисты, требующие демонтировать группу. Тут я — человек со стороны — умолкаю. А вот Дорошенко, по-моему, точно пишет о настроениях «сегодняшней молодежи, не желающей тянуть на себе кро14

Эстетические отношения искусства к действительности

вавые дихотомии ХХ века». И о художниках, которые предлагают «идею субверсии вместо ресентимента». Я просто вспомнил, как в самом начале 90‑х в Нью-Йорке классики соц-арта, Леня Соков и Виталий Комар, показывали мне в своих мастерских предложения по поводу нескольких одиозных советских памятников. Были очень острые, абсолютно субверсивные, то есть предлагающие самое неожиданное игровое развитие. Кажется, это незабвенный Леня Соков придумал. На все статуи больших городов садятся птички — ничего не поделаешь. Так вот, он предложил просто посадить на голову бронзового вождя бронзового же голубя. Простой, но отличный, какой-то человечный ход — снятие политических напряжений, десакрализация без унижений. Кстати, много позже в Петербурге можно было видеть, как у двух известных памятников Ленину, у Финляндского вокзала и на Московском проспекте, установили фонтаны типа «стена воды». Не бог весть какое художество, но эффект запомнился. Фигура с указующей рукой воспринималась сквозь водяные завесы, дематериализовывалась, обретала миражность. При желании кто-то мог увидеть и процесс очищения. Правда, в целом гуляющие на все это не особо реагировали. Не знаю, было ли такое преобразование инициативой городских служб («бюджет на благоустройство выделен — надо осваивать») или какойнибудь художник сам руку приложил. Но это вряд ли. Просто — стихийная, незапрограммированная десакрализация. Просто — время пришло. Вот такая нота биографизма. О собственно художественно-критической составляющей сборника особо распространяться не буду. Как‑то И. Кабаков в письме ко мне употребил такое вот словосочетание: питательность текста. Тексты Дорошенко о собственно современном искусстве — питательны. Автор конкретные реалии выставок выводит на широкий культурный горизонт: предлагает сравнивать, видеть за артефактами некие общие смыслы. Он вообще многое знает. Пишет о хрестоматийном 15

Шевченко и вспоминает его дружбу с Айрой Олдриджем, афроамериканским актером, волею судеб заброшенным в Россию. Я когда-то задумал книжку об афроамериканской (ох уж эта политкорректность) теме в русском искусстве, поэтому Айру помню. А Дорошенко-то? Недаром он часто упоминает проект Массимилиано Джиони, куратора 55-й Венецианской биеннале, — «Энциклопедический дворец». Имеет право. Дорошенко любит выстраивать некие ряды, у него где-то, через запятую, прямо-таки список тем: «о гендере, сексизме, национальной самоидентификации, индустрии красоты, тотальности телевлияния и даже насилии». Что поделаешь! Это Блок мог себе позволить «о доблестях, о почестях, о славе». Современный автор работает с более прозаической действительностью. Дорошенко о многом написал. Гораздо шире, чем в приведенном списке. Причем всё — от гендера до почестей (об этом у него тоже есть) — сквозь оптику искусства. Или с помощью инструмента искусства. Или про искусство — с проекцией на жизнь. Зря мы в свое время, студентами, легкомысленно относились к Николаю Гавриловичу. К Чернышевскому. «Эстетические отношения искусства к действительности» — правильный подход.

Обез ьяни й вопр о с

▶

Обезьяний вопрос

Константин Дорошенко на станции Киевского метрополитена «Университет». 1989. Фото Ирины Деменчук

Маємо те, що маємо

Процессы, проблемы и надежды советской и пост‑ советской Украины конца 1980‑х — начала 1990‑х Циничная констатация беспомощности, а на самом деле фундаментальной безответственности, стилизованная первым президентом Украины Леонидом Кравчуком под народную мудрость, — фраза «Маємо те, що маємо» наилучшим образом описывает ситуацию в советском и постсоветском обществе конца 1980‑х — начала 1990‑х. «Як не бачиш, то й не шкодить», «Не було, так буде» II — простой украинский люд обогатил лексикон немалым количеством подобных банальностей, ничего не добавляющих к пониманию происходящего. А еще они вуалируют определенную хитрость: в непонятной ситуации можно делать что‑то на свое усмотрение, не заботясь о последствиях и общей цели. Годы краха тотального лицемерия, официального единомыслия, властной и экономической детерминированности стали мощным импульсом к индивидуализму на пространстве бывшего СССР, и Украины в особенности, поскольку здесь всегда существовал дух отдельности. Эти годы можно назвать периодом романтизма, наивности и одновременно авантюризма и наглости. На смену абракадабрам научного коммунизма и нагромождениям хозяйственных расчетов академий, трестов и министерств пришли sancta simplicitas III государственнических идей начала ХХ века и откат к первоI «Имеем то, что имеем». II «Чего не видишь, то и не вредит», «Не было, так будет». III Святая простота (лат.).

Обезьяний вопрос

бытному рынку. Жить становилось все хуже, зато веселее. Вопреки обнищанию, эти годы характеризует бурная энергия и вера в будущее, получившие нокаут только в год кириенковского дефолта — 1998‑й. А Леонид Кравчук, никогда не боявшийся произвести простецкое впечатление и при этом проявивший себя одним из самых гибких политиков в новейшей истории Украины, так и назвал книгу воспоминаний: «Маємо те, що маємо». Он, словно Талейран, остается в политике при каких угодно режимах, пусть и не с такой выгодой, как легендарный француз, зато и не зная общенародной ненависти. «Какой идиот выдумал слово “перестройка”?» И в политическом, и в экономическом организме СССР Украина играла одну из определяющих ролей. Когда сегодня советчину у нас пытаются трактовать только как колонизаторский, оккупационный режим — это идеологическое упрощение в большевистском духе. От переговоров Владимира Винниченко с Владимиром Лениным, через период сталинских бонз — выходцев из Украины Климента Ворошилова, Лазаря Кагановича, Андрея Вышинского, — до Второй мировой, залившей кровью украинские земли как мало какие в Европе, Украина была не только стратегически принципиальной для коммунистической империи территорией, но и поставщиком важных ей ресурсов, в частности человеческих, пополнявших советскую научную и властную элиту. После войны Никита Хрущев сделал Украину своеобразным коридором к высшим ступеням власти, содействовал срастанию украинской и центральной советской элит. Времена Леонида Брежнева вообще стали периодом общеимперского властвования представителей украинского днепропетровского клана. Другое дело, что эти выходцы из Украины видели себя не ее патриотами, а представителями партии, выражавшей чаяния рабочего класса‑гегемона. Национальная же культура интересовала их лишь как спо20

Маємо те, що маємо

соб удовлетворять насущные нужды. При Советах произо шли две большие волны украинизации сверху: под руководством Лазаря Кагановича при Сталине и Петра Шелеста при Хрущеве. Но гораздо больше было наступлений на украинство, в первую очередь из‑за борьбы с крестьянством, которому советская власть не доверяла до самой кончины СССР. В 1985 году генеральным секретарем ЦК КПСС избрали Михаила Горбачева, Москва отказалась ориентироваться на украинскую партийную элиту. Тогда ходили слухи, что первый секретарь ЦК КПУ Владимир Щербицкий (1972–1989) был одним из соперников Горбачева в борьбе за главный пост в империи. Предшественник Горбачева, Константин Черненко, умер как раз во время визита Щербицкого в США. Даже американские массмедиа допускали, что импозантный руководитель одной из важнейших республик Союза прибыл во главе парламентской делегации для встречи с Рональдом Рейганом как возможный преемник еле живого генсека. После новой волны антиамериканской риторики, поднятой Юрием Андроповым за короткий период его правления и активно нагнетаемой СССР, это был первый диалог такого уровня между двумя государствами — мировыми лидерами. Впрочем, Щербицкий к тому времени уже утратил свои шансы на Кремль. Директор Украинского научного института Гарвардского университета Сергей Плохий пишет: «Перед внезапной смертью Брежнева в кремлевских коридорах ширились слухи, что на будущем пленуме ЦК он уйдет в отставку и передаст полномочия Щербицкому, обеспечив неизменное доминирование днепропетровской фракции в руководстве страны. <...> Но Брежнев умер до того, как состоялся пленум. Новый партийный лидер, бывший председатель КГБ Юрий Андропов, не имел ничего общего с днепропетровским кланом и вскоре начал преследовать близких друзей Брежнева за коррупцию»1. Кстати, именно тогда в советском менталитете появился образ золотого унитаза, до сих пор волнующего обыватель21

Обезьяний вопрос

ское воображение. Впервые о фантастическом сантехническом артефакте заговорили в 1984‑м, когда развенчивали культ личности первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Шарафа Рашидова и раскручивали грандиозный коррупционный скандал, названный «хлопковым делом». Тело покойного Рашидова, в историях о неслыханном сибаритстве и распущенности которого фигурировал и золотой унитаз, даже эксгумировали из могилы в центре Ташкента и перезахоронили на кладбище рядом с выдающимися деятелями культуры — то, что Шараф Рашидов был неординарным писателем, никто не оспаривал. Нужно отдать должное Щербицкому: ни во времена Андропова, ни после собственной отставки в 1989‑м, коррупционных дел против него не заводили. А золотые унитазы постсоветским людям мерещатся до сих пор. Последняя такая попытка найти золотой унитаз (в 2014 году, когда люди ворвались в резиденцию Виктора Януковича в Межигорье) успехом не увенчалась. Щербицкий не успел вернуться в Москву на пленум ЦК, избравший генеральным секретарем Горбачева. Леонид Кравчук вспоминает, что последний робел перед руководителем УССР, даже когда в 1989‑м приехал в Киев на пленум ЦК КПУ, чтобы удовлетворить заведомо известную в Москве просьбу Щербицкого об отставке 2. Корни взаимного недоверия уходят в 1979 год, когда Горбачев стал секретарем ЦК КПСС по сельскому хозяйству. У Щербицкого была на эту должность своя креатура — Федор Моргун, герой казахстанской целины, агроном‑реформатор и писатель. Но победил тогдашний секретарь ЦК КПСС Михаил Суслов, отвечавший за идеологию и настоявший на кандидатуре Горбачева. Интересно, что позже, в 1988‑м, Горбачев показательно признал профессионализм Моргуна, назначив его руководить только что созданным Госкомитетом по охране природы СРСР, но Моргун оказался слишком упорным и принципиальным, и уже через год его выпроводили на пенсию. 22

Маємо те, що маємо

Партаппаратчик высшей выучки, Щербицкий уважал иерархию, но Горбачев раздражал его «трескотней», а в его программах ускорения и перестройки киевский зубр видел «пузырь». «Какой идиот выдумал слово “перестройка”»?3 — обращался Щербицкий к своим подчиненным. Имея пиетет к науке и тесно сотрудничая с АН УССР, он свысока отнесся к горбачевским лозунгам: «Да мы такую перестройку в республике уже давно осуществляем. Стоит ли об этом так шуметь. Надо работать, тогда и результаты будут»4. Окончательно доверие между республиканской и московской элитами сломалась в 1986 году, после аварии на Чернобыльской АЭС. Это событие взрывным образом повлияло также на менталитет большинства граждан УССР, подорвало их самоуспокоенность и стимулировало антисоветские настроения. Звезда Полынь «Рубеж перестройки проходит возле Хутора‑Михайловского» — так говорили в Киеве в середине 1980‑х, имея в виду место пересечения украино‑российской границы. В СССР Киев, «мать городов русских», принадлежал к особой категории снабжения наряду с Москвой и Ленинградом, остальные республиканские столицы — к первой. В Киеве продавались кубинские сигары и манговый сок, здесь можно было достать финский сервелат и чешскую жвачку. Во время визитов в СССР Киев как столицу одной из стран‑основательниц ООН посещали Ричард Никсон, Индира Ганди, Иосип Броз Тито, Ким Ир Сен. Во время Олимпиады‑80 Киев также принимал международные соревнования. Здесь процветала фарцовка, существовали целых два дома моделей: республиканский и столичный (невероятная избыточность для брежневской экономики, которой полагалось быть экономной). Киевляне крайне редко отправлялись учиться куда‑то, имея свой университет, третий по рейтингу в СССР, признанные в мире политехнику, консерваторию, художествен23

Обезьяний вопрос

ный институт, оперу, Академию наук под руководством всемирно известного ученого Бориса Патона. Сегодня известно, что АН УССР не только одной из первых в Союзе подняла вопрос экологических угроз, но и влияла как могла на их предупреждение. Благодаря настойчивости Бориса Патона удалось, например, избежать реализации проекта перекрытия Днепровско‑Бугского лимана, несмотря на давление Москвы. Высказывались украинские академики и о недоработанном техническом обеспечении АЭС, программу масштабного строительства которых в УССР спустили из Кремля. Но заверения одного из отцов советского ядерного оружия, главного создателя и пропагандиста программы «мирного атома», президента АН СССР, уроженца села Тараща под Киевом Анатолия Александрова в том, будто реакторы АЭС настолько безопасны, что их можно разместить на Красной площади или у себя под кроватью, стали на какое‑то время общеизвестной мантрой. «На территории Украины, составляющей 2,7 % всей территории страны (СССР. — Прим. авт.), было сосредоточено около 16 % основных производственных фондов, выпускалось более 17 % промышленной и 22 % сельскохозяйственной продукции, в хозяйственном обороте находилось 92 % земельного фонда. Загрязнение внешней среды усугублялось недостатками в применении гербицидов, стимуляторов роста растений, химических удобрений. <...> В мировой практике не существует аналога подобной концентрации электростанций на небольшой площади в верховьях рек, прежде всего Днепра и его главного притока — Припяти. В их бассейне проживают десятки миллионов человек. Существенно, что в радиусе 250–500 километров от впадения Припяти в Днепр эксплуатировалось и строилось девять атомных энергообъектов...5» Все атомные объекты СССР подчинялись Москве, республиканские руководители могли появляться там только по согласованию с Кремлем и не влияли на их работу и кадро24

Маємо те, що маємо

вую политику. Вообще, экономики республик, их экологические или социальные сложности в Союзе воспринимались как второстепенные в механизме общих планов и потребностей империи. Это заложило целый ряд межнациональных и социальных проблем, решить которые государства, возникшие на руинах СССР, не могут до сих пор. Авария 1986 года на Чернобыльской АЭС заставила граждан Украины осознать, что республиканская власть не гарантирует никакой безопасности. Владимир Щербицкий и украинское начальство сперва не знали об уровне катастрофы и не принимали соответствующих мер, чтобы ее преодолеть. Впрочем, несмотря на звучавшие из Москвы обвинения в паникерстве, руководство республики сократило учебный год в школах и развернуло программу вывоза учащихся в лагеря в экологически чистых районах. Мне тогда было тринадцать, и родители отвезли меня к приятелям в российский Белгород. Там я собственными глазами увидел социальный результат программы борьбы с алкоголизмом, с которой начал свое руководство СССР Горбачев: под гастрономом, где в определенные часы, означенные законом, продавали спиртное, собрались две разные толпы: горожане и колхозники. Когда магазин открылся, все одновременно ринулись в двери. Шум, крики, искренний русский мат. Как вдруг — ужасный вскрик. Люди расступились, на земле — женщина, которую просто задавили в этой толпе. Скорой помощи осталось только констатировать смерть. Борьба с пьянством — первая, но отнюдь не единственная непродуманная, в спешке воплощенная реформа Горбачева. За два года перестройки прилавки магазинов опустели, на них громоздились разве что жестянки с ламинарией, о которой повсеместно писали как о фантастически полезной в противодействии радиации еде. Руководство СССР обещало к 2000 году окончательно решить жилищную проблему, а тем временем дефицитом становились такие элементарные вещи, как мыло или зубная паста. 25

Обезьяний вопрос

Жесткие социальные и экономические испытания естественно стимулируют тягу людей к иррациональному, в котором они начинают искать защиты. На волне провозглашенной Горбачевым гласности декриминализуется практически все, запрещенное для чтения советскому гражданину, — от книжек расстрелянных писателей и контрреволюционеров до всяких гороскопов, Елены Блаватской или «Практической магии» доктора Папюса. Церковь дорывается до массмедиа в предчувствии идеологического и экономического реванша. На непривычный к такому информационному разнообразию разум строителей коммунизма все это влияет, словно сюрреалистическое наваждение. На скамейках под парадными и на кухнях ширятся разговоры об апокалиптической звезде Полынь и о Чернобыле как ее воплощении (чернобыльник — одно из названий полыни Аrtemisia vulgaris), о том, что в Библии якобы есть пророчество о Мишке Меченом — намек на родимое пятно на голове Горбачева. Доверяй, но проверяй Президент США Рональд Рейган, вместе с Михаилом Горбачевым получивший Нобелевскую премию мира после объединения Германии, любил использовать в выступлениях русские пословицы и анекдоты. Первый и последний президент СССР получил феноменальную популярность в западном мире, там до сих пор не могут понять, почему его не воспринимают, а иногда и ненавидят в постсоветских странах. Ответ — во фразе на русском, прозвучавшей в одной из речей Рейгана: «Доверяй, но проверяй». Слова Горбачева о благополучии и демократии не прошли проверки реальностью. Его политика привела к экономическому обнищанию, межнациональным конфликтам, крови на улицах Алма‑Аты, Карабахскому конфликту, советским танкам в Вильнюсе, Тбилиси, Баку. Что до международного потепления, тут именно Чернобыль стал знаковым водоразделом. «Это больше чем катастрофа. Собственно, попытка вписать Чернобыль в ряд 26

Маємо те, що маємо

известнейших катастроф и мешает нам его осмыслить. Мы будто все время продвигаемся в ложном направлении. Старого опыта тут очевидно недостаточно. После Чернобыля мы живем в другом мире, прежнего мира нет», — писала белорусский лауреат Нобелевской премии по литературе Светлана Алексиевич6. Выброс радиации после аварии реактора на Чернобыльской АЭС равнялся взрыву 500 атомных бомб, уничтоживших Хиросиму. После такой очевидной иллюстрации возможности самоуничтожения человечества мировые лидеры не могли не пойти на примирение и свертывание милитаристского противостояния. Гуманизационная волна подтолкнула международное сообщество активизировать противостояние ядерному вооружению. Пятого декабря 1994 года молодая независимая Украина присоединилась к Договору о нераспространении ядерного оружия. Премьер‑министр Леонид Кучма вместе с руководителями США, Великобритании и Российской Федерации подписал Будапештский меморандум о гарантиях безопасности и территориальной целостности Украины, отказавшейся от ядерного арсенала. Двадцать лет спустя Россия аннексировала Крым и продемонстрировала миру, что не считается с добровольно взятыми на себя международными обязательствами. Чернобыль пробудил также политическое движение в до тех пор конституционно однопартийном СССР. В Украине возникла экологическая общественная организация, по сути, первая легальная оппозиционная сила в стране. Со временем она переросла в Партию зеленых. В августе 1991‑го, в дни путча, когда заговорщики пытались отстранить от власти Горбачева и объявили в СССР чрезвычайное положение, газета украинской экологической ассоциации «Зеленый мир» стала единственной в Киеве, решительно осудившей действия путчистов. На первой полосе газеты читаем: «Путч в Москве направлен против законной власти. Действия хунты угрожают восстановлением тоталитарного 27

Обезьяний вопрос

режима, катастрофическими последствиями для страны и мира. Призываем к спокойствию и взвешенности. Мы должны быть готовы дать отпор заговорщикам всеми доступными ненасильственными методами. Призываем Верховный Совет УССР проявить твердость в защите суверенитета Украины от преступных действий заговорщиков и обратиться за поддержкой к ООН и международному сообществу»7. Интересно, что в нынешней Беларуси, авторитарный режим которой держит под жестким контролем политическую жизнь, экологическое движение остается одним из немногих живых социальных течений, в котором реализуются легальные оппозиционные настроения и действия. Московский путч 1991 года поставил точку в существовании СССР. Украина сыграла в этом решающую роль. Тогдашний ее руководитель, председатель Верховного Совета УССР Леонид Кравчук, в отличие от своего российского коллеги Бориса Ельцина, который вывел на улицы Москвы тысячи сторонников, не побоявшихся идти под танки, выбрал выжидательную позицию и воздержался от заявлений. Однако 24 августа 1991 года парламент Украины принял Декларацию о независимости. Ее текст написал Левко Лукьяненко, бывший советский политзаключенный, еще в 1988‑м возглавивший Украинский Хельсинский союз по правам человека — первую не подпольную некоммунистическую политическую организацию в УССР. За декларацию проголосовало впечатляющее большинство депутатов — не только представители Народного руха Украины, созданного национально сознательной интеллигенцией, диссидентами‑шестидесятниками партии, но и те, кто недавно составлял коммунистическое большинство Верховного Совета. На день выборов президента Украины назначили и общенациональный референдум, который должен был утвердить акт независимости. Борис Ельцин понимал, что без Украины новый Союзный договор, о котором он начал заботиться вместо устраненного от власти Горбачева, бессмыслен, потому намекнул Киеву 28

Маємо те, що маємо

на возможные территориальные претензии, если дело дойдет до окончательного развода. Представители освободительного движения крымских татар, только в 1989 году официально реабилитированных как национальное сообщество Верховным Советом СССР, что дало им возможность вернуться на родину после сталинского геноцида депортации 1944‑го, рассказывали мне, как специальный представитель Ельцина Галина Старовойтова по его поручению встречалась с Мустафой Джемилевым. Лидеру Меджлиса крымскотатарского народа предлагали поддержать идею перехода Крыма в состав РФ в обмен на определенные гарантии и привилегии. Ответ Джемилева был приблизительно таков: «Мы двести лет жили в одной стране с Россией. Давайте мы двести лет теперь поживем отдельно от вас, а потом посмотрим». Крымские татары, несмотря на предрассудки украинских политических элит, все годы независимости Украины оставались и остаются ее преданнейшими сторонниками в Крыму. В 1991 году они составляли лишь 1,5 % жителей полуострова, русские — 66 %, украинцы — 25 %, однако 54 % тех, кто пришел на крымские избирательные участки, поддержали независимость. В целом по стране убедительное большинство граждан сказало независимости «да». Опираясь на эти результаты, избранный президентом Леонид Кравчук отказался от нового Союзного договора. СССР был денонсирован Беловежским соглашением в декабре 1991 года. Перестройка политизировала советское общество, украинское же отреагировало на это особенно, ведь политическая мысль и борьба существовали здесь и в советские годы: от греко‑католической церкви и воинов ОУН–УПА, в подполье противостоявших советчине еще долго после Второй мировой, до диссидентов‑шестидесятников, преследовавшихся суровее, чем в других республиках. «Когда в Москве обрезают ногти, в Киеве рубят пальцы», — говорили тогда. Василь Стус погиб в лагере во времена Горбачева, как раз в том 1985 году, когда Генрих Белль выдвинул 29

Обезьяний вопрос

оэта на Нобелевскую премию 8. Политизированность и п воля к самостоятельности между тем перевесили прагматизм и видение будущего в украинском обществе после провозглашения независимости. Основатель культурологического журнала «Ї» Тарас Возняк констатировал, что в современной Украине «…наблюдается отсутствие каких‑либо конструктивных реальных программ, которые касались бы развития украинского общества в условиях государственности. Все предшествующие идеологии были направлены только на достижение независимости, но не дальше. Попытки воплотить старые идеологии на новой почве, в форме ли правых национально ориентированных идеологий или абсолютно непопулярных здесь левых идеологий, абсолютно бесперспективны»9. Кто твоя крыша? Украинцам, чья юность пришлась на конец 1980‑х — начало 1990‑х, присущи особые решительность, легкомыслие, авантюристский дух, неприостановленность. В те годы мы эмпирически убеждались, что каждый день действительно может стать последним. На улицах горели киоски, пожженные в бандитских разборках; в подъездах звучали контрольные, в затылок, выстрелы заказных убийств предпринимателей или участников криминальных групп; наши одноклассники и однокурсники кончали с собой из‑за каких‑то мутных долгов и умирали от передозировки наркотиков; академики, признанные художники и композиторы погибали от нищеты и отсутствия лекарств, поскольку не могли из‑за старости или из гордости пойти торговать чем‑нибудь на базар. Прикованный к кровати отец‑основатель украинского искусствоведения Платон Белецкий, во времена охоты на националистических ведьм при Щербицком оставшийся в Киевском государственном художественном институте10 единственным, кто принципиально преподавал по‑украински, и одним из немногих представителей офици30

Маємо те, що маємо

альной интеллигенции, отказавшихся подписывать письма против Василя Стуса, вынужден был за бесценок распродать семейную библиотеку с прижизненными изданиями Вольтера и крымские пейзажи Максимилиана Волошина. Белецкий продолжал читать лекции об украинском искусстве, в котором сделал несколько открытий: впервые обратил внимание на феномен украинской народной картины «Казак Мамай», иконографию которой сравнил с буддистскими изображениями, на художественную ценность украинской народной иконы, на то, что сарматские портреты писались с покойников. Платон Белецкий рассказывал о современном западноевропейском искусстве, в частности о Рене Магритте и Сальвадоре Дали, которых советское искусствоведение однозначно осуждало. Принимая студентов в квартире дома с мемориальной доской в честь своего отца, прославленного филолога Александра Белецкого, Платон Александрович любил обратить внимание присутствовавших на монументальную мраморную люстру над столом: «Вот символ постоянства в этом мире. Сколько помню этот дом, она всегда здесь была. И останется». Но в 1997‑м апартаменты в доме на уютной Никольско‑Ботанической улице в центре достались одному из криминальных авторитетов Киева. Жизнь таких людей была нервной, бандита раздражало, что к Билецкому постоянно ходят группы молодых людей и девушек. «Авторитет» приобрел профессору квартиру на Кловском спуске, а его фамильную — выкупил. Коренастые парни в спортивных костюмах снесли по лестнице парализованного Платона Белецкого в кресле, а следом и мраморную люстру, не отвечавшую вкусам нового владельца. Символ постоянства обанкротился. Спустя год Платон Белецкий скончался — под скептическим взглядом и горькой усмешкой Вольтера, чей бюст украшал стол возле кровати ученого. Уже не из благородного дерева стол, а пластмассовый. «В Украине процесс перехода к новой демократической жизни прошел мирно. Этого никто никогда не сможет 31

Обезьяний вопрос

оспорить», — говорил мне Леонид Кравчук в 1998 году11. Он останется в истории не только как первый президент Украины, но и как первый глава государства на руинах СССР, добровольно и мирно передавший власть, признав свой проигрыш на выборах. За исключением стран Балтии, это до сих пор редкостный прецедент в этом пространстве. А уже в 2016‑м в интервью мне Кравчук признал, что, увлекшись политикой, он практически выпустил из рук, проглядел экономику молодой страны12. Разделяя оппозиционные силы СССР на условных «демократов», первоочередной целью ставивших права человека и максимальную демократизацию общества, и «националистов», главным своим заданием видевших разрушение «тюрьмы народов» и национальное самоопределение, Тарас Возняк констатирует победу националистической тенденции в Украине. «Националисты» поспешили заключить негласное соглашение с советскими аппаратчиками ради создания державы под названием Украина, не обеспечив и не создав себе в ней никаких реальных ролей, опирающихся на конкретную экономическую и политическую базу. Тем самым они отдали еще недавно имперской и откровенно антиукраинской номенклатуре «сакрамент независимости»13. Олесь Доний, один из лидеров революции на граните 1990 года — публичной голодовки студентов киевских вузов, приведшей к отставке тогдашнего председателя Совета министров УССР Виталия Масола, также обвиняет шестидесятников в сговоре с советской номенклатурой. Увидев молодую политическую альтернативу, депутаты Верховного Совета приняли закон о выборах, поднимавший возрастной ценз для кандидатов в депутаты, лишив недавних участников голодовки возможности баллотироваться, а новое поколение — шанса влиться во властный процесс14. С точки зрения психологии, бывших диссидентов можно понять: они положили лучшие годы жизни ради обретения Украиной государственности и хотели сами это государство обустраивать, 32

Маємо те, що маємо

руководить им. Однако придется констатировать недостаток стратегического мышления и адекватной оценки собственной компетентности этих людей драматичной судьбы. Годы правления Кравчука граждане Украины будут вспоминать, кроме прочего, как период бандитизма и криминала. Зодчие молодой украинской государственности отнюдь не спешили вносить изменения в уголовное законодательство в части экономической деятельности. Так, до времен президента Леонида Кучмы действовала статья 80 Уголовного кодекса — «Нарушение правил о валютных операциях», предусматривавшая лишение свободы на срок до пяти лет с конфискацией валютных ценностей за противозаконные покупку, продажу, обмен и использование валютных ценностей как средства платежа или залога. Одновременно еще при Горбачеве доллар стал главной валютой всех коммерческих операций, поскольку советские деньги превратились в бумагу. Гиперинфляция кравчуковских купонокарбованцев вошла в фольклор вместе с тележкой‑«кравчучкой», которой отдавливали друг другу ноги обнищавшие граждане в очередях, на рынках, в транспорте. Впрочем, сегодня «кравчучка» воспринимается стильным хипстерским аксессуаром — так Кравчук невольно попал в историю дизайна. Выкрик «доллары‑марочки покупаем» целое десятилетие звучал в торговых местах Украины. Так действующее законодательство криминализировало каждого предпринимателя в стране в самой основе. Купля‑продажа квартир, другие финансовые и имущественные действия, абсолютно легитимные с точки зрения рынка, долгое время оставались без законодательного юридического урегулирования. Даже отменив устаревшие уголовные статьи, украинская власть взяла на вооружение принцип криминализировать частную экономическую деятельность: постоянно меняла правила игры (в частности, в налоговой сфере), вводила всякие разрешительные ведомственные акты и бюрократические инструкции. 33

Обезьяний вопрос

Также с 1990 года стало традицией отправлять в отставку глав правительства, когда президент ощущает волну социального недовольства. Дав народу выпустить пар, можно было снова цинично назначить дискредитированного премьера, как Леонид Кучма сделал с Виталием Масолом в 1994 году или Виктор Ющенко — с Виктором Януковичем в 2006‑м. Последний во время Майдана 2013‑го проверенным ходом — сдать премьера — не воспользовался. Правда, и весь политический путь Януковича оказался оригинальным. Рэкет, бандитские разборки, криминальные авторитеты — эти явления стали банальными в Украине времен Кравчука. Предприниматели, даже мелкие, сами искали крышу, которой нужно было платить. Правоохранительные органы и суды не могли ничего гарантировать и не имели для этого ни законодательной, ни технической базы15. Украинские преступные группировки выясняли отношения даже на территории Чехии и Словакии. Там они отслеживали челноков — тех, кто возил товары через границу для перепродажи. «Лох» — слово, которым называли коммерсантов, с которых можно и нужно было брать дань. Во времена Горбачева криминальные группировки возглавлялись ворами в законе, а формировались из людей, имевших опыт тюрьмы и руководствовавшихся понятиями, выработанными на зоне. В годы независимости картина изменилась. Криминальными авторитетами становятся заслуженные спортивные деятели, а иногда, что раньше считалось недопустимым по воровским законам, бывшие военные; группировки теперь пополняет молодежь, альтернативу беспризорному досугу и отсутствию социальных лифтов которой предлагают те, кто открывают спортзалы, учат единоборствам и дают заработать, используя влияние физической силы. Писательница и исследовательница криминального Киева Светлана Зорина, впрочем, отмечает, что «именно организованная преступность тогда смогла сдер34

Маємо те, що маємо

жать рост стихийных преступлений отморозков из числа членов мелких групп и бандитов‑одиночек»16. Уже в годы президентства Леонида Кучмы в Киеве навели порядок с криминальным беспределом. Стаи молодчиков в спортивных костюмах перестали бродить по улицам и наведываться в коммерческие фирмы. Авторитеты, когда‑то поддержавшие Кучму в президентской гонке, либо погибли в нерасследованных убийствах, либо оказались в тюрьме. Крышу бизнесменам предлагали уже представители правоохранительных органов, шантажируя проверками, способными уничтожить любое предприятие. Власть взялась за экономику. Наступили времена криминализации самой власти и, пользуясь термином Тараса Возняка, «стагнархии»17 — соединения олигархии со стагнацией. Период от 1985 до 1994 года — от начала правления Михаила Горбачева в СССР до окончания президентства Леонида Кравчука в Украине — стал информационной и ментальной революцией. Провозглашенное в Кремле ускорение, касавшееся экономики, перешло в социальную мысль, на территорию самосознания, творчества, этики и морали, превращаясь с каждым годом во все более мощный торнадо. Это был период революции сексуальной, драг‑революции, революции индивидуализма — люди ощутили свое право и желание быть собой. Казалось, времена запретов и лицемерия никогда не вернутся. Но любая революция ведет к экономическому спаду, за преодоление которого нам часто предлагают расплатиться определенными свободами. Важно понимать: свободы, которые вы отдаете, вернуть очень трудно, а иногда невозможно. Ритм украинских майданов — народных выступлений против власти — демонстрирует, что украинцы это осознают. Паркомуна. Місце. Спільнота. Явище. Київ, 2018. С. 146–169

Популярне видання

Костянтин Дорошенко

К інец ь епох и піз нь ого з а ліз а

■

Видання друге, доповнене (російською мовою)

Редактор-упорядник Андрій Бoбoрикін Літературний редактор, коректор Наталія Потеряйко Верстка Анастасії Гулько Макет і обкладинка Катерини Корчагіної Відповідальна за випуск Галина Любчич

Підписано до друку 23.09.2020. Формат 84 × 108 1 / 32 Гарнітура Humanist. Папір офс. Друк офс. Тираж 500 прим.

Видавництво Laurus ДК № 4240 від 23.12.2011 04114, Київ, вул. Дубровицька, 28 Телефон: +380 (44) 234-16-30 laurus.info@yahoo.com www.laurus.ua Інші книжки видавництва: http://issuu.com/laurus_press Віддруковано у ПП «Фенікс» ДК № 271 від 07.12.2000. 03680, Київ, вул. Шутова, 13Б Телефон/факс: +380 (44) 501-93-01

ISBN

К О Н Е Ц Э П О Х И П О З Д Н Е ГО Ж Е Л Е З А

К О Н С ТА Н Т И Н Д О Р О Ш Е Н К О

•

Александр Боровский

ДОРОШЕНКО

Конец эпохи позднего железа

----

 



LA UR US

L AURUS