Diaspora Newspaper – it's everything about US
9 февраля 2014
ЭТО БЫЛ СОН Популярный московский журнал «Юность» наградил литературной премией в области публицистики писателя, президента фонда «Духовная дипломатия» Михаила Моргулиса за книгу воспоминаний «Это был сон», опубликованную в прошлом году на страницах журнала. Книга, которая готовится к печати отдельным изданием, рассказывает о встречах автора со многими известными людьми: Горбачёвым, Рейганом, Евтушенко, Жириновским, Лукашенко, Нетаньяху, Януковичем, Ростроповичем, Солженицыным, Аксёновым, Патриархом Алексием и многими другими. Предлагаем вашему вниманию отрывок из этой книги.
Михаил Моргулис bridgeusa@aol.com
Жили мы и в Чикаго, не так мало – двадцать четыре года. Я не любил этот город из-за бесконечных ветров и грязной зимы. Его и называют городом ветров. Наш дом был в белых пригородах, с чинными жителями. Но иногда мы с Титовой убегали в старые кварталы Чикаго, где находились джазовые клубы. Чикаго – один из центров, вернее, одно из сердец американского джаза. Особенно нам нравился обшарпанный клуб “Фитцджеральд”. Посетители входили туда через огромную зелёную дверь. На двери было выцарапано “Ella – love!” В этом клубе когда-то пела легендарная негритянка Элла Фитцджеральд, и стены клуба хранили память о ней. На них оставляли записи свидетели её исполнения и потомки, помнящие об Элле. Обычно мы старались сесть в углу, заказывали малиновый лимонад и ждали. В этот клуб приходили старые музыканты-джазмены, игравшие в великих оркестрах Дюка Эллингтона, Глена Миллера, Чарли Паркера… Они небрежно усаживались за столиками, перекидывались простыми дежурными шуточками. Музыканты были чёрными и белыми, небольшими и высокими, у каждого было что-то джазовое, смешная кепулька, шарфик под горло, смешной платочек в горошину, торчащий из кармана джинсовой курточки... А на сцене старался дежурный оркестр, молодые ребята пытались издавать необычные звуки и голоса. Но потом наступал дивный момент, когда какой-нибудь старик вытаскивал свой саксофон и начинал выдувать что-то такое не такое. Вставал другой, вытаскивал трубу, становился рядом и тоже начинал дуть, они смотрели друг на друга и выгибали брови. Выходил ещё один, ему уступали пианино, он вступал в музыку, как погонщик буйволов в воду африканской реки, и они шли за ним, за его выкриками, но он давал им перебивать себя, и они кричали саксофоном и трубой о мечте, которая далеко. Потом выходил ещё один, ему уступали контрабас и он начинал медово жужжать разбуженным шмелём. Eго звуки падали, как сгустки мёда в траву... И он под-
певал себе губами, а губы были, как разрезанная сарделька. Потом выходил ещё один в шапке с козырьком назад, ему уступали барабаны, и он начинал шелестеть металлическими щётками, а потом нежно стучаться в животы барабанов, а потом уводить всех игроков и слушателей куда-то в дебри мечтаний и сладких истомлённых вскриков, потом они начинали играть все вместе, не мешая друг другу, уступая друг другу. Они импровизировали невнятно, шёпотом, словами музыки, но и губами подпевали и сладко бормотали, и мычали как будто в прекрасном бреду… И они смотрели друг на друга и на нас невероятно счастливыми глазами, их брови изгибались, ресницы прикрывали глаза, они ходили по своим придуманным райским садам и обо всём увиденном рассказывали нам. И потом наступала тишина, и мы выходили из сладости райских садов и начинали аплодировать и смотреть влюблёнными глазами на этих чародеев, прославляющих жизнь и любовь. Джаз – это то, что не скажешь словами, это та свобода, которую людям не достичь, это та любовь, к которой людям не дотянуться. Вот что такое джаз! Люди любят легенды и поэтому их сочиняют. Меня много раз спрашивали в Москве, родственник ли я Хиллари Клинтон. Нет, не родственник. Перефразируя Марка Твена, слухи о моём родстве с ней значительно преувеличены. Хиллари Клинтон. Как я её когда-то жалел, уважал, любил! Потом просто уважал. Потом пропало всё. Вспоминаю время, когда она была женой нового президента Билла Клинтона. По непонятной тогда мне причине, большая пресса стала обливать её едкой и злой грязью. Рассказывали о любовниках, назывались имена. Но не такая она была женщина, чтобы описанные вещи соответствовали правде. Думаю, что правды в этом вообще почти не было. Это было задолго до Моники Левинской. Однажды я был в церкви и во время общей молитвы вдруг увидел в воображении её страдающее лицо. Конечно, ежедневно миллионы людей страдают в нашем мире, но мы их не видим. А тогда появилось передо мной именно её лицо. И я, по какому-то наитию, написал ей письмо, в котором просил две недели не читать газет, не смотреть телевизор, не встречаться с друзьями, и постараться меньше
встречаться с мужем. Я просил её заниматься только маленькой дочкой Челси. (Когда Челси было уже 28 лет, она передала мне через студентку Реббеку Строун, что помнит то время и сохранила копию того письма). Я также писал, что Господь в эти трудные для неё дни особо любит её, жалеет и охраняет. И что я сам приношу свои молитвы к Богу и буду просить Его о ней, о мире её сердцу. Чтобы письмо побыстрей попало к ней, я попросил передать его доброго знакомого сенатора Марка Хетфилда. Сенатор потом мне рассказывал, что отдал ей письмо в коридоре Белого Дома. В этот день вашингтонская газета, не помню, какая точно, кажется «Вашингтон Пост», напечатала о ней очередную грязную статью. Неожиданно для сенатора она стала читать письмо прямо в коридоре. Дочитала и несколько слезинок покатились по её щеке. И говорит сенатору: “Да, сенатор, на всю страну меня пожалел всего один человек!” Марк Хетфилд добавил: “Всего один и родом из России!” Она написала мне письмо, которое я храню. Потом ещё несколько. Она писала, что ни от кого не ждёт благодарности. Спрашивала, правильно ли это. Я отвечал, что правильно. Что любви и денег в этой жизни не бывает слишком много, их всегда не хватает. И искренние благодарности стали такой редкостью, что их можно продавать на аукционах. Когда она стала сенатором, а потом Госсекретарём, письма прекратились, это и понятно. Я был на другой стороне, с республиканцами. Я благодарен ей
всю жизнь за один прекрасный поступок по отношению ко мне. Результат этого поступка длился всего минуту, но остался в душе навсегда. На молитвенном завтраке с президентом страны она познакомила меня с её гостьей – матерью Терезой. Это было на вашингтонской улице, возле отеля Хилтон. Я ждал, их охранник стоял возле меня. Недалеко маленькая мать Тереза рядом c госпожой Клинтон. Но вот та махнула рукой, я подошёл к ним. Мать Тереза зорко на меня посмотрела и говорит: «Вижу, что Богу служишь. Будешь потом служить Ему больше. И будешь падать. И вот тебе совет, когда упадёшь, не жди, чтобы тебе дали руку, поднимайся сам. Сам, только сам, а не хватит сил, Он протянет руку». И перекрестила меня своей маленькой рукой. После этого я часто повторяю, что люди - это руки Бога на земле. Перед этим, на молитвенном завтраке, ей дали слово, она стала за кафедру, но её не было видно, кафедра высокая, а она крошечная. Бросились к ней всякие высокопоставленные люди, стали под ноги подсовывать какие-то огромные книги, может быть, законы страны. Она взгромоздилась на них и стала кричать в зал: «Не делайте аборты! Не убивайте детей! Отдавайте их мне. Бог даст мне деньги на их воспитание и жизнь!» Зал, состоящий в основном из христиан, зааплодировал, все встали. Президент Билл Клинтон растерялся. Он перед этим одобрил закон об абортах. Я увидел, как Хиллари почти незаметно ударила его локтем в живот, и он мгновенно стал аплодировать, успев одеть на лицо лучшую из своих улыбок. Да, многое изменилось с тех пор. Умерла мать Тереза. Ушла маленькая в большие небеса. Но я не забываю её лицо и очищенные её присутствием замечательные глаза Хиллари Родем Клинтон. Меня ещё часто спрашивают: “Почему Челси, её дочь, не пригласила на свадьбу Обаму?” Может быть, я ошибаюсь. Но думаю, потому, что Челси узна-
По вопросам ПОДПИСКИ И размещения рекламы обращайтесь по телефону: (916) 487.9701
ла, что когда шла предвыборная схватка Обамы и Хиллари, Обама на деньги из своего огромного бюджета покупал местных политических деятелей, которые призывали народ голосовать за Обаму. Хиллари об этом молчала, Билл Клинтон тоже, а вот Челси своё отношение продемонстрировала. Я иногда думаю о закрытом от всех мире Хиллари. О чём она думала, о чём мечтала? Мне кажется, о том, чтобы была по-женски счастлива Челси, чтобы она на равных любила своего мужа, и чтобы муж был не очень красивым. И Челси нашла такого человека, Марка, из ортодоксальной еврейской семьи. Нашла его студенткой, а замуж вышла в 32, но была счастливой. А Хиллари, возможно, думала, что когда станет президентом, то сможет вызвать к себе на работу какого-нибудь восторженного студента, и она совершит поступок такой же, какой совершил её муж с Моникой. И отомстит ему, арканзасскому юристу с лживыми ласковыми глазами. И она, конечно, сможет это сделать, но не сделает. Не сделает! Потому что именно так благородные дамы мстят плебеям, даже если они президенты. Но она отказалась и от этого. Её месть приняла другие формы: “Ты предал меня, любимый! Ты не хотел, чтобы я служила тебе, любимый. И теперь получай! Я буду служить чёрному кенийцу. А ты побудь в стороне”. Такой сценарий возможен. Но я не хочу в это верить. Я помню её страдающее лицо, помню её прекрасные глаза, когда она смотрела на мать Терезу, и не верю в реальность того, что сейчас написал. Недавно, когда умерла её мать, послал ей письмецо, где написал, что после любви Божьей, наибольшая любовь у матери к ребёнку. Просил её благодарить ушедшую мать за любовь к ней, дочери. Был короткий, профильтрованный ответ: “Не забыла. Мы должны жить дальше. Смерть даже близких – не причина для остановки. Но помнить будем”. Думаю, при личной встрече она бы сказала иначе.
19