25 August 2013
Газета «Диаспора» – все о нас с вами
МЕРТВАЯ ПЕТЛЯ: ИНТЕРВЬЮ С УЗНИКАМИ ПЕЧОРСКОГО КОНЦЛАГЕРЯ
с 10 стр.
›››
лось... до пятидесяти. Люди находились в коридорах, на складах, в подвалах. Большая скученность, отсюда ужасная антисанитария, завшивленность, тиф и другие болезни. Не говоря о страшном голоде и жажде. Доходило до того, что одна сестра отдала другой отрезанную грудь, все об этом в лагере знали. Говорили, что вторая сестра выжила. Многих качало от сыпного тифа. Я сама себе удивляюсь, как я осталась жива после того, как переболела сыпным тифом. Мама нашла парикмахера, что-то заплатила, меня постригли наголо. На людей страшно было смотреть. В лохмотьях бродили по лагерю живые трупы, одни глаза выдавали какую-то жизнь. Тени вместо людей. Как-то, в 1942 году, в лагерь заехала машина, туда стали садиться люди, сказали, что везут в другой лагерь. Мама сказала мне: «Садись и ты, доченька, хуже, чем здесь, уже быть не может. Может, судьба тебе улыбнётся. А мы с Боренькой останемся здесь помирать». Села в машину, не зная, куда повезут. А привезли в Брацлав. В Брацлаве к тому времени было два лагеря. Один из них, куда нас привезли, размещался в бывшей Чернышовской школе. Школа была обнесена высоченным, в четыре метра, забором из колючей проволоки, у входа – полицаи с собаками. Нас было человек двадцать. Народу в том лагере было немного. Ежедневно мы отправлялись на работу: ремонтировать дорогу. Из карьера привозили огромные камни, в нашу задачу входило эти камни разбивать на более мелкие куски и относить к ремонтируемым участкам дороги. К вечеру, едва волоча ноги, голодные, падали на нары. На следующее утро – опять похлёбка с дохлой кониной и - на работу. Поскольку в Брацлаве я училась, здесь оставались мои школьные подруги. Прознав обо мне, они стали незаметно приносить мне еду и даже кое-что из одежды, включая ботинки на деревянной подошве. Сама приоделась и подкормилась, даже стала делиться с соседями по нарам. Между тем, в лагерь стало прибывать всё больше и больше народу. Лагерь, о котором я рассказываю, управлялся немцами. Комендантом был немец по фамилии Годл, на работу нас сопровождал Артур. Однажды из лагеря бежали одиннадцать молодых людей: десять парней и одна девушка. Девушка была из Молдавии, её звали Ента, среди парней – Лигбейн Лёня, Константиновский Пиня, сейчас, к сожалению, не могу вспомнить остальных. Все их имена сохра-
26
нены теперь на памятнике. И вот Годл велел всех собрать и через переводчика объявил, что если в течение трёх дней беглецы не будут обнаружены, будет расстрелян каждый десятый. Мы уж не знали, чему нам молиться: то ли, чтоб их обнаружили, то ли, чтоб не оказаться десятым при расстрелах. Случилось так, что у одного из парней была знакомая украинка, у которой они решили переждать облаву. Там их и обнаружили. Привели в лагерь, показательно всех обвязали колючей проволокой, затем отвезли в село Гриненки и там сбросили в огромный ров и присыпали землёй. По лагерю прошёл слух, что лагерь будут ликвидировать, а вместе с ним и всех узников. Ближайшей моей подругой в лагере была тоже брацлавчанка Юля Константиновская. Я ей говорю: «Юля, если останемся здесь, нас убьют, если попытаемся бежать, нас тоже убьют. Но у нас будет хоть маленький шанс остаться в живых. Давай убежим». Одним из полицаев был Диденко Александр, отец моей соученицы, и я его прекрасно знала. Я подошла к нему и встала на колени: «Дядя Саша, вы меня знаете, я училась с вашей Фросей, я вас прошу – отпустите нас, скажите, что не заметили». Он сказал, что, возможно, берёт грех на душу, но обещал помочь, только, чтоб о его соучастии никто не знал. Одним словом, он нас выпустил. А куда идти? Мы понимали, что ни в какой дом нас не впустят: за спасение еврея – расстрел. Кстати, в Брацлавском гетто осталось семейств пятнадцать нужных специалистов: сапожники, парикмахеры, портные и т.п. Я предложила пойти в гетто, благо там оставался Юлин дядя. Юля возражала, дескать, если нас поймают, расстреляют и нас, и тех, кто нас прячет. Всё же пошли. Недалеко до гетто нас обнаружил и поймал полицай. Как мы ни просились, он нас не отпустил, а привёл к коменданту Годлу. Уж не знаю, как мне хватило ума и изворотливости, но я ему сказала, что Юлин дядя даст за нас выкуп, только чтоб нас не расстреляли. Пошлите, говорю я, к нему кого-нибудь из полицаев и он даст выкуп. Дядю звали Манелис Мойша, он шкуры чинил. Годл таки послал полицая, и по его возвращению написал на спичечном коробке наши две фамилии – Рабинович и Константиновская и сказал полицаю: «Уведи их». И нас увели в другой лагерь, который находился в сельскохозяйственном техникуме. Такая же система с колючей проволокой и полицаями с собаками. Но мы остались живы! Позже стало известно, что всех узников Чернышовской школы расстреляли. Таким образом, мне опять удалось спастись.
В этом рабочем лагере мы работали до осени. Осенью меня подозвал полицай Севастьянов и говорит: «Лагерь будут закрывать, вас будут перевозить в Печору». Двойственное чувство я тогда испытала. С одной стороны, пришла в ужас при одном упоминании слова «Печора», а с другой – была рада, что увижусь с мамой и братиком, о которых ничего не знала. В Печору нас привезли на машине. Первое, что увидела, зайдя в ворота Печорского лагеря, была лежащая мёртвая женщина с мёртвым ребёнком, а по ним ползают черви. Я узнала женщину, это была наша брацлавская Сима Духовна. Когда стала узнавать о своих, мне сказали, что маму увезли на машине в неизвестном направлении, а братика нет. И я снова осталась одна. Через несколько дней мой братик объявился, чему мы оба страшно обрадовались. Я по сей день не знаю, где покоятся останки моей мамы. Моему братику было всего десять лет и он один как-то выжил в тех немыслимых условиях. Он вместе с другими ребятами такого же возраста находил какие-то лазы в заборе, выбирался за пределы лагеря и ходил просить милостыню. Каждый вечер я с замиранием сердца ждала, вернётся или не вернётся мой рано повзрослевший брат из очередного «похода» за едой. Приносил в своём мешочке кусочек хлеба, картофелину, свёклу, кукурузку, когда что. А бывало и без ничего. Однажды его не было несколько дней кряду, я уже оплакивала его. Но он вернулся. Весь избитый, на нём не было живого места. А я была в отчаянии от того, что ничем не могла ему помочь. Он отлежал несколько дней и, делать нечего, опять стал ходить на свой «промысел». А прозябание в лагере, я не могу употребить слово «жизнь», продолжалось своим чередом. Люди по-прежнему умирали, одни пухли от голода, другие превращались в живых скелетов, ежедневно вывозили десятки и сотни трупов. До середины 1943 года привозили всё новые и новые партии людей. Потом перестали привозить. Некоторым удавалось бежать, тем, у кого ещё оставались деньги или ценности и которые имели куда бежать. Некоторые бежали просто в надежде спастись и выжить. И мы с братом стали думать о том, чтобы бежать. Бежать нам было не на что и некуда. Мы знали, что некоторые бежали в гетто Могилёв-Подольского. Сейчас некоторые люди, не знающие сути, путают или сравнивают гетто с концлагерем. А между ними огромная разница. Люди, в большинстве своём, жили в своих домах, худо-бедно, имели что кушать. Совсем другое – в лагере. Я уже много об этом ужасающем месте рассказала. Хочу сказать, что если бы не мой братик с его попрошайничеством, я бы там не выжила. В какой-то момент я сожалела, что лагерь этот находился на отшибе,
вдали от каких-то магистралей или шоссейных дорог. Мне казалось, что если бы о нём знало больше людей, партизаны, Красная Армия, кто-то пришёл бы нам на помощь. Очень удачно, с точки зрения наших врагов, было выбрано место. С трёх сторон – готовый высоченный забор, с четвёртой - быстротечный Южный Буг. Никто нас не видит, никто не наведывается, никто не посещает. Настоящая мёртвая петля! - Кстати, Евгения Ароновна, вы знаете, откуда пошло происхождение этого названия Печорского концлагеря? - Как же мне не знать, если я – автор этого названия! Всё довольно прозаично. По воду мы ходили к Бугу. Набирали в бутылочки, баночки, ведёрки, у кого что было. А если не было ничего – в обувь, если не дырявая. А то и намачивали одежду, чтобы потом отжать. И при этом вели между собой разговоры о нашем житье-бытье. Там впервые и возник этот образ. Я его просто первой озвучила. В самом деле: мёртвая петля, откуда не выбраться! Со всех сторон – ограждения и ворота с полицаями и жандармами, через которые впускают живых и вывозят мёртвых. Так родилось и навсегда осталось это название – «Мертвая петля». В начале 1944 года наступила развязка. Вначале мы услышали канонаду, выстрелы. Что происходит, мы не понимали, так как не имели вообще никакой информации. Мы скорее склонялись к
тому, что кого-то расстреливают. Но вот, после очередной вылазки, мой братик сказал, что слыхал разговоры о приближении наших войск. И у нас произошёл спор. Я настаивала на том, что до прихода наших войск нас здесь расстреляют, и поэтому надо срочно бежать. А Боря, чуть не плача, говорил: «Мы столько натерпелись, я делал всё, что мог, чтобы спасти от голодной смерти себя и тебя, и лишь теперь, когда освобождение так близко, бежать и быть убитым?!». В конце концов Боря согласился со мной, и вечером того же дня мы через известный ему лаз выбрались из лагеря и спрятались в каком-то сарае. Мы в этом сарае провели двое суток, потом не выдержали и высунулись на улицу. Здесь нас обнаружила хозяйка и сообщила, что в село пришли красноармейцы, сибиряки. Это было 17 марта 1944 года. Уже потом нам рассказывали, что готовилась акция массового расстрела узников Печорского лагеря, но румынские власти распорядились расстрел не осуществлять. Но многие, по рассказам очевидцев, были убиты при попытках к бегству. Так или иначе, мы с моим братом остались в живых. Трудно передать словами, что мы испытывали, когда увидели наших солдат. Мы проплакали весь этот ненастный день, под дождём и мокрым снегом, мы целовали руки этим солдатам, которые нам казались тогда красавцами-богатырями. Ну, а потом засобирались домой.
Поздравляем НИНУ ПАНАСЕНКО с днем рождения!
Масса поздравлений и благодарностей от родственников и друзей, сестер и подруг, со всего стольного града Сакраменто, солнечной Калифорнии и со всего мира. Спасибо тебе за посвященность семье, сестринскому служению и укреплению молодых семей в верности Господу и друг другу. С любовью муж, дети, родители, женский лагерь "Салон нетленной красоты", служение "Гармония семьи", хористы, молитвенные группы и многочисленные друзья по общему служению
www.diasporanews.cом • diasporanews@mail.ru • fax (916) 487-9700