Незадолго до того, как Льву исполнилось всего лишь четыре года, вездесущая Марина Цветаева написала для него следующее пророчество:
Рыжий львёныш С глазами синими Страшное наследие тебе нести! Северный океан и Южный И нить жемчужных Чёрных чёток – в твоей горсти! Лёва Гумилёв в Ленинграде 1926
Портрет поэтессы Анны Андреевны Ахматовой, урождённой Горенко Н.И. Альтман. 1914
Соотнесём с семейными традициями и проследим в общих чертах жизненный путь историка, этнографа, географа и писателя Льва Гумилёва, сына Николая Гумилёва и Анны Ахматовой. После рождения сына родители прожили вместе шесть лет. Ребёнок остался жить с матерью отца, бабушкой Анной Ивановной в новгородском краю, в городке Бежецке, окружённом с трёх сторон речками Мологой и Остречиной. Очень рано научился и полюбил плавать. Припоминая свою детскую жизнь в зрелые годы, учёный, как всегда иронично, замечал, что в шесть-семь лет начал «выбирать интересное» – историю и географию – и «отталкивать скучное». В восемь лет Лев осиротел – пережил гибель отца. Утешение искал в одиноких военных играх и в чтении. Одна из первых книг, запомнившихся на всю жизнь – гомеровская «Илиада». Вместе с массой общеизвестных классических приключенческих романов, одолел хроники Шекспира, исторические романы Дюма, В. Скотта, Л. Стивенсона, позже полюбил исторические романы Д. Мережковского. В Бежецкой школе историю Льву Гумилёву преподавал молодой человек – недавний студент, увлекавшийся античной историей и её классиками. Вслед за трагедией потери отца большим огорчением для мальчика был факт изъятия истории из школьных программ, сокращение до минимума преподавания географии. Мама подарила сыну географический атлас, и Лев задумался сразу над многими сходными вопросами: что побудило Александра Македонского идти походом в такую дальнюю даль – из Греции в Индию? Что гнало испанцев через моря и океаны на Филиппины и в только что открытую Колумбом Америку? Почему потомки тихоокеанских корсаров XV-XVI веков в XIX веке довольствовались судьбой обыкновенных клерков? Какие силы помогали русским великоустюжским и другим землепроходцам за считанные десятилетия освоить пространства Сибири вплоть до Охотского моря?
СУЖДЕНИЯ АВТОРА О КНИГЕ И РАЗГОВОР С ЧИТАТЕЛЕМ, ЕЁ ПРОЧИТАВШИМ
Странная всё же эта писательская работа! Написав почти целую книгу, автор так и не нашёл возможности достойно пообщаться со своим читателем до тех пор, пока не пришла пора писать заключение книги. Такую, по-видимому, не совсем нормальную ситуацию автор может объяснить лишь своей увлечённостью предметом исследования. Хотелось бы надеяться, что читатель её заметил. Автор, используя все свои познавательные возможности, вглядывался в череду веков, общался как мог с главными героями книги – выдающимися историками, выспрашивая их отношение к истории и водам России. И вот, наконец, прежде чем поставить в этой работе завершающую её символическую схему, автор решил попытаться упредить неизбежный вопрос любознательного читателя и побеседовать с ним по поводу причины выбора весьма непростой «конструкции» научнопопулярной книги. Названием книги и сопровождающим его подзаголовком автор известил читателя о том, что направляет свой труд к истокам исторической гидрогеографии. В наше время наука эта ещё малоизвестна и малодоступна за отсутствием специальных о ней книг, тем более популярных. Поскольку все составные части из названия науки хорошо известны и легко
Окончив девятый класс, шестнадцатилетний юноша решил переехать жить к маме – в Ленинград. Пережив разные мытарства с продолжением ученья и неудачной попыткой поступления в педагогический институт, Лев устроился сначала чернорабочим в трамвайный парк, потом младшим коллектором в геологическую партию. В те годы на какие только края света не приглашали работящую молодёжь! После забайкальских хребтов Хамар Дабана Гумилёв работал с естествоиспытателями в Таймырской тундре, с медиками-паразитологами на Памире, с археологами в Крыму. Окрепнув в экспедициях нравственно и физически, юноша поступил на только что открытый исторический факультет Ленинградского университета. Поскольку в стране не было историков по кочевым народам, уже первокурсником решил своим собственным исследовательским трудом «заполнить лакуну во Всемирной истории, написав историю народов, живших между культурными регионами: Западной Европой, Левантом (Ближним Востоком) и Китаем (Дальним Востоком)». Прислушиваясь и приглядываясь к многонаселённой планете, студент не мог позволить себе быть равнодушным к напророченным ему морям и океанам, особенно к восточным. Увидел он сам, что поэзия – это и его собственный дар:
Анна Ахматова Ленинград. 1924 Лев Гумилёв Ленинград. 1926
Каждый день так взволнованы зори И одна неустанно зовёт За тайгу, на далёкое море, На туманный и мглистый восход. ... Там в Охотском неласковом море Я доверю свой путь кораблю. Я молюсь на восточные зори, А о западных только скорблю. Идеал образованного человека – умение выбирать «путь» и стремление жить полнокровной деятельностью при любых обстоятельствах – были подарены и привиты будущему историку, конечно же, родителями. Хотя сама Анна Андреевна самоотречённо писала: «Лёва так похож на Колю, что люди пугаются. Моих черт в нём почти нет...» Этим скромным словам много противоречит склад жизни Анны Ахматовой, жизни, способной быть воспроизведённой в общих чертах её сыном. Как заметила писательница Э. Герштейн даже стихи Льва Гумилёва «насыщены ахматовскими словами». И не удивительно: муза матери «всегда была музой истории».
расшифровываются, можно попытаться представить её предмет, методы, цели и задачи. И получается, что историческая гидрогеография – наука об истории и географии природных гидросистем – сугубо естественнонаучная, естественноисторическая дисциплина. Но с таким неполным её определением автор не соглашается и толкует эту науку, может быть, слишком уж расширительно, представив её одновременно и как часть культурологии, истории и философии культуры. По мнению автора, о многих конкретных вопросах исторической гидрогеографии писали столь многие выдающиеся историки, этнографы, археологи, языковеды, культурологи, что наука приобрела статус не только естественной, но и гуманитарной области знания. Подробнее об этом речь пойдёт ещё впереди. Неожиданной при чтении книги может оказаться и такая проблема: почему читатель вынужден знакомиться не с самой новой наукой, а только с её истоками? И что автор понимает под словом истоки? Не считает ли он, что затевать и затягивать разговор об одних лишь истоках на целую книгу предосудительно? Ответ на эти вопросы может открыть системология. Наиболее яркий образ системологии – это огромная, чёткоструктурированная библиотека. Директор библиотеки Мадрасского университета, математик, Шиали Рамамрита Ранганатан ещё в тридцатые годы разработал очень своеобразный метод многоаспектной, фасетной классификации библиотечных фондов. Фасетный принцип Ранганатана обнаружил редкие преимущества в соединении с современной электронной техникой и существенно облегчил решение проблемы индексирования, хранения и поиска многоцелевой информации. Система Ранганатана в предельно сжатом виде выглядит так (рис.1). Варианты более расширенного её толкования – на рис.2а,б. В этом случае автор может пояснить и защитить свой замысел огромностью темы, фактом встречи с особой исследовательской ситуацией, подобной обнаружению истоков вновь открытой большой реки,
МНОГОАСПЕКТНОЕ ИНДЕКСИРОВАНИЕ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ЕСТЕСТВЕННЫМ НАУКАМ 1. Информация (общие вопросы) 01 Словари 02 Справочники 03 Периодические издания 04 Учебники 05 Руководства 06 Монографии 07 Диссертации 08 Авторефераты 09 Библиография 10 Техника информации 11 Методика информационной работы 12 Прогнозирование информационной деятельности 13 Источники информации 14 Кадры 15 Конференции 16 Съезды 17 Совещания 18 Коллекции 2. Структура (географическое и геологоструктурное положение субъекта) 01 Страны 02 Карты 03 Схемы 04 Разрезы 05 Условные знаки 06 Объяснительные записки 07 Атласы карт 08 Районирование 09 Закономерности пространственного распределения объектов 10 Техника структурных исследований 11 Методика структурных исследований 12 Прогнозирование изменения положения объекта 3. Происхождение или Генезис и История (особенности возникновения и развития объекта) 01 Возраст 02 Происхождение 03 Факторы развития 04 Общая направленность 05 Этапы развития 06 Стадии развития 07 Цикличность 08 Периодичность 09 Обратимость 10 Техника исторических исследований 11 Методика исторических исследований 12 Прогнозирование Рис.1 развития объекта
В 1935 году под руководством учителя-археолога А. И. Артамонова Гумилёв раскапывал прикаспийскую крепость Саркел – столицу древней Хазарии. Там он впервые приблизился к своей оригинальнейшей научной концепции, собственному принципу историко-востоковедческого анализа – «каспиецентризму». Особенным магнитом притянуло студента бурное хуннское, хазарское, тюркское и монгольское Каспийское море. Интересно узнать рассуждения об этом открытии самого автора: «Обычно как точку отсчёта выбирают мировой город, например Рим, или могучую империю: Хань или Арабский халифат. Но так ли это обязательно?» Для обозрения тысячелетнего «сюжета хуннской трагедии» Гумилёв отважился выбрать началом исторических координат северные берега Каспийского моря и назвал такой подход «литературным приёмом». В столь масштабных исторических исследованиях крупные евразийские цивилизации впервые стали «периферией» общей картины и образовали её «раму». Подобных «литературных реминисценций» в творчестве Льва Гумилёва не мало – такова семейная гумилёвская традиция. То, что центром большого исторического полотна стал Каспий, повлекло за собой разработку своеобразного Каспийского словаря, в котором ныне поместилось множество таких интересных для любого учёного понятий как «Каспийские ворота», «Каспийский барьер», «Каспийское богатство», «Каспийское пространство», «Каспийская эпопея», «Каспийский транзит», «Каспийский океан», «Транскаспийский путь на Восток» и многих других. Классические труды, а фактически открытие средневековой евразийской номадистики (науки о кочевниках) сделали Льва Гумилёва знаменитым историком. Однако главным содержанием гумилёвской исторической картины оказалось не само по себе во всех отношениях интересное Каспийское море и его берега, а окружающие этот регион взаимно пересекающиеся линии пассионарных толчков. Слава поэтического открытия этих толчков принадлежит Николаю Степановичу Гумилёву. Лев Николаевич навечно присвоил этим толчкам эпитет «пассионарный», поэтому ему принадлежит слава научного открытия явления пассионарности и феномена её – пассионарного толчка. В 1938 году путь подающего надежды молодого историка был прерван заключением – «за память о расстрелянном отце». В Ленинградской пересыльной тюрьме, куда Гумилёв был переведён в 1939 году со строительства ложа Беломорканала под Медвежьегорском, камеры были переполнены заключёнными. «На нарах днём лежать запрещено, – вспоминал историк, – но даже днём можно подлезть под них
и, лёжа, размышлять о посторонних предметах. Например, об истории. Интерес к ней по-прежнему не оставлял меня. Но как заниматься наукой в тюрьме, будучи лишённым необходимых книг, бумаги, даже карандаша для записей? И тогда я подумал, а почему бы мне не заняться теорией исторической науки? Ведь это и неплохой способ уберечь мозг от разрушающего воздействия на него однообразных тюремных дум и переживаний. Однажды из-под нар на четвереньках выскочил наружу молодой с взлохмаченными вихрами парень. В каком-то радостном и дурацком затмении от вопил: «Эврика!». Это был никто иной, как я. Сидевшие выше этажом мои сокамерники, их было человек восемь, мрачно поглядели на меня, решив, что я сошёл с ума: «Ещё один! Чудик!» Такие случаи бывали нередко. Но на этот раз они ошиблись. Они не догадывались, что я минуту назад нашёл ответ на загадку, которая вот уже несколько недель подряд неотступно преследовала меня». Так, в тюремной камере, никогда не перестававший быть историком Лев Гумилёв сделал выдающееся открытие – обнаружил пусковой механизм этногенеза, силу, которая лежит в основе происхождения и гибели этносов – народностей и народов. Импульс природной биохимической энергии, обязательно влекущий за собой рождение нового этноса, получил чёткое наименование – пассионарность – от латинского «passio», что означает страсть. И Гумилёв, давно уже по закону не имевший карандаша, испугавшись потерять путеводную ниточку к своему открытию, начал выстраивать и запоминать логику предшествующих своих рассуждений. Стало ясно , почему рождение и жизнь этносов не зависят от смены социально-экономических укладов. А ведь петербургские университетские историки по традиции пытались обнаружить именно такую взаимосвязь, и другой не искали по понятным причинам. Оказывается, всё дело в том, что этнос – это прежде всего феномен природы, субстрат земной биосферы, частица Космоса. Этнос – это живое вещество Земли, открытое теорией академика Вернадского, и поэтому на этнос распространяются основные законы жизни природного живого вещества. Источником рождения, пусковым механизмом нового этноса является энергетический импульс биосферной биохимической природы. И значит, остаётся признать достоверным существование биохимической энергии живого вещества биосферы в телах людей. У биохимических процессов человечества должна быть своя история. Писать такую вот всемирную историю Гумилёв решил в ключе «системной ценности». В основание цепочки опорных гумилёвских суждений были положены
а)
б)
Шиали Рамамрита Ранганатан (1892-1972)
4. Энергия (динамические свойства объекта) 01 Общие особенности эволюции 02 Колебания параметров эволюции 03 Вековое изменение свойств 04 Механические свойства 05 Термодинамические свойства 06 Проходящие явления 07 Связь с внешней средой 08 Связь с внутренними процессами 09 Энергетика процессов 10 Техника исследований 11 Методика исследований 12 Прогнозирование динамических свойств объекта 5. Материал (вещественные состав и свойства объекта) 01 Агрегатное состояние 02 Элементарный состав 03 Химический состав 04 Изотопный состав 05 Органические составляющие 06 Ассоциации элементов 07 Текстурные особенности 08 Особенности среды 09 Миграция 10 Техника исследований 11 Методика исследований 12 Прогнозирование вещественных свойств объекта 13 Физико-химические особенности 14 Кристаллохимические особенности 15 Петрохимические особенности
Рис.2
Лев Николаевич Гумилёв (1912-1992) Ленинград. 1932
Анна Ахматова в Детском Селе 1925
системы российского врача А. Богданова, лингвиста, этнографа и философа Н. Трубецкого, а также особые системы – «системы открытого типа», обнаруженные швейцарским биологом Людвигом Берталанфи. Сообщение об открытых системах прозвучало для всех интересующихся на философском семинаре в Чикаго в 1937 году. Системами открытого типа были, например, неуправляемые в своём жизнедействии несчётные полчища саранчи, на которые обратил внимание В.И. Вернадский в своей концепции эволюции «живого вещества» нашей планеты. Два научных достижения первой половины ХХ века – живое вещество и системология – дали Льву Гумилёву научное право объяснить возбуждающие органический мир и, прежде всего, человека толчки проявлением специфической энергетики, имеющей или внутриземную, или внешнюю, космическую природу. Изучая конкретные народы геродотовским методом диалогов, никто из этнографов, предшественников отца и сына Гумилёвых, не забирался в столь дремучие, совершенно неизученные глубины этой интереснейшей науки. Пока ещё лишь обозначилась и приоткрылась великая энергетическая суть происхождения народа, а каковы же дальнейшие судьбы импульсов биохимической энергии, ставшей повседневным и вековым достоянием народов? Где и в каких научных понятиях искать ответ на этот лобовой вопрос рождающейся этнологической теории? И здесь-то Льву Николаевичу очень «посодействовала» та лагерная среда, в которой он так или иначе четырнадцать лет находился. Именно эта среда стала его своеобразной, небывалой исследовательской лабораторией. Пригодилось знание нескольких языков, которыми семья Гумилёвых владела и которые осваивала по жизни. Например, ещё в 1932 году, работая на Памире, Лев Гумилёв довольно-таки неплохо освоил таджикский язык. В лагерях же ему приходилось разговаривать с заключёнными англичанами, американцами, немцами, французами и, как он сам вспоминал, только что с индусами не вёл диалогов у лагерных костров. Это был очень интересный путь «по лабиринту размышлений и мнений», имевший следствием тщательно выписанную, во всех отношениях взвешенную этногенетическую теорию. Сравнивая себя с историками, работавшими всю жизнь в кабинетах разных научных учреждений, Гумилёв не зря называл себя историком каторжным. Будучи второй раз надолго осуждённым за твёрдую самобытность и непреклонную гражданскую позицию поэзии мамы, Лев Николаевич совершил ещё один горький круг через следствие, судебный процесс и по пересыльным тюрьмам Екатеринбурга, Челябинска, Омска.
которая неизвестно куда течёт и куда впадает. Знакомый с историей географических открытий читатель скажет, что так в жизни не бывает. Все великие реки открывались и изучались со стороны морей и океанов. И если уж в порядке исключения естествоиспытатели набредали на истоки большой неизвестной реки, то с какой стати им было обосновываться на этих истоках со всеми своими серьёзными исследовательскими средствами? Следовало как можно быстрее строить судно, плыть на нём вниз по течению, открывать и изучать саму новую загадочную реку. И тем не менее автор, находясь в такой исключительной ситуации, решил ничего плавающего не строить и надолго поселиться на истоках этой незнакомой реки. Поэтому, будучи пока не в состоянии рассказать ни о самой реке, ни тем более о речном бассейне, автор берётся только за тему речных истоков. Истоками интересно специально заниматься хотя бы потому, что по одной только координате времени отдалённейшие истоки исторической географии – геродотовские – лежат от нас почти за два тысячелетия, истоки татищевские и ломоносовские – за четверть тысячелетия, истоки карамзинские – за 170 с лишним лет и так далее. Дальновиднейший человек – историк Геродот! Первый в мире историк и первый в мире географ одновременно. И как это ему пришла в голову мысль так неповторимо и замечательно выразиться! «В Скифии нет ничего удивительного кроме рек, её орошающих. Они велики и могущественны». Богатый выбор изречений древних историков о каких бы то ни было реках ничего не знает подобного по силе выражения. В своей «Истории» Геродот нарисовал панорамную картину рек Скифии, сделал их системой координат для обозначения мест расселения скифских и нескифских народов, и тем самым положил твёрдое начало науке скифологии. Основанием её до сих пор служит геродотовская гидрогеография.
Если в Норильский лагерь ему посылали вновь выходящие исторические книги мама и учитель Н.В. Кюнер, то на этот раз в борьбу за освобождение Гумилёва из Омского лагеря включились историки-академики В.В. Струве и Н.И. Конрад, директор Эрмитажа М.И. Артамонов, известный сибирский археолог А.П. Окладников. После лагерей Гумилёв работал в Эрмитаже, проведя время с 1959 по 1967 гг. в полевых археологических сезонах на северном и западном побережьях Каспийского моря. В 1961 г. он защитил докторскую диссертацию по истории, в 1974 году – по географии. До Гумилёва в нашей стране не было личностей историков, которые бы систематически изучали весь археолого-исторический материал по всему земному шару за последние пять тысячелетий. Для Льва Николаевича работа с таким обширным материалом стала естественной необходимостью, поскольку он вслед за великими своими предшественниками – академиками К. Бэром и В. Вернадским – не только называл себя «натуралистом», но и реконструировал всемирную историю этносов на фоне пассионарных толчков и вековой перестройки ландшафтов по внутриземным и космическим причинам. В своих исторических трудах Лев Гумилёв вернулся к учению евразийцев, основательно изучил труды Н. Трубецкого, П. Савицкого, Г. Вернадского и их коллег. Сын академика Вернадского, переписывавшийся с Гумилёвым, был удивлён и несколько обескуражен тем фактом, что все свои историко-натуралистические научные построения Гумилёв основывал на научной концепции его отца, сетовал на то, что учение о биосфере и живом веществе осталось Георгием Владимировичем в его исторических трудах не востребованным.
Студент Лев Гумилёв 1934
От устья Енисея до Шпрее и домой на Фонтанку
Из очерка воспоминаний Л. Н. Гумилёва «Довоенный Норильск» Осенью 1939 г. баржа, наполненная зэками, достигла порта Дудинки. Здесь начиналась самая северная в мире железная дорога, которая шла на восток, вдоль 70-й параллели. Длина её была 102 км, и вела она в будущее, а точнее, в рождавшийся город Норильск... Автор провёл в Заполярье пять лет (не считая тюрьмы) и остался жив потому лишь, что утешал себя, занимаясь любимыми науками: историей, географией и этнографией, не имея ни книг, ни свободного времени. И ведь занимался так, что, вернувшись в Ленинградский университет, смог сдать экзамены за четвёртый и пятый курсы, защитил диплом и кандидатскую диссертацию, после чего
Именно ей – этой древней гидрогеографии посвящена целая библиотека из множества книг и статей на многих языках. Библиография научных работ, включающих эту тему и написанных в одной только России русскими учёными, займёт несколько страниц. В XVIII веке в числе первых трудов только что образованной Петербургской Академии наук была опубликована статья историка-востоковеда Г.З. Байера о геродотовской Скифии и большом торговом пути, идущем из Северного Причерноморья на северовосток к Среднему Уралу. В размышлениях о древнейшей истории России, о скифах, сарматах и славянах В.Н. Татищев ссылался на исследования и Геродота, и Байера. О Скифии Геродота много писали и другие отечественные историки вплоть до академика Б.А. Рыбакова, посвятившего анализу скифского тома геродотовской «Истории» специальную монографию. Геродот таким образом прошёл через всю российскую историческую науку от её рождения до наших дней и оказался в этом смысле нашим современником. Благодаря правильно заложенному основанию геродотовской Скифской истории, география стала неотъемлемой частью всех капитально написанных историй нашего государства. О географическом подходе в работе историка вслед за Геродотом убеждённо настоял Татищев. Он показал своими трудами, как должна выглядеть основательная история, какой должна быть историческая география. Татищев написал вполне определённо в своей книге «Лексиконе Российском»: «»География историческая или политическая описует пределы и положения, имя границы, народы, переселения, строения или селения, правление, силу, довольство и недостатки и оная разделяется на древнюю, среднюю и новую или настоящую». Почти вся первая книга «Истории Российской» посвящена Татищевым историкогеографическому введению, где автор рассматривает историю древних народов на территории Восточной Европы, историю формирования славян.
На стр. 301: Таёжный аэропорт Шебеко К.. Фрагмент. 1976
вернулся под сень тюремных нар. Вот о способе сохранить интеллект и творческие способности и пойдёт речь в дальнейших строках. География. К северу от будущего города Норильска расстилалась тундра, т. е. полярная равнина, простиравшаяся до реки Дудыпты и озера Пясина. ...Заполярная зима угнетает не только морозом и пургой, но и вечной ночью. Отсутствие солнечного света постепенно лишает людей сил. Они становятся вялыми, безразличными. Вот почему всем тогдашним норильчанам памятен день 25 января, когда на склонах гор загораются отблески ещё не видного солнца. Половина зимы ещё впереди, но тьма уже отсутствует. Когда, после взятия Берлина, я беседовал с немецким физиком и рассказывал ему про Таймыр, он попробовал сопоставить мой рассказ с сочинениями Джека Лондона. Я возмутился и вскричал: «Alaska ist Kurort!». И действительно, изотерма Аляски проходит через Байкал, а более красивого и благодатного места я в жизни не видел. Нет, Таймыр серьёзнее. Но и вторая половина зимы тяжела. В марте от блеска солнца, освещающего снежный наст, люди слепнут, если не надевают чёрные очки. В апреле наступают белые ночи, как над Невой, но здесь сквозь них идут пурги не меньшей силы, чем зимой. И только в середине мая наступает странная весна. Огромные сугробы не тают, а испаряются на глазах. Блики света играют в лёгких облачках холодного пара; только в затенённых местах начинают течь ручейки, как соки земли, и к концу мая наступает весна в нашем смысле. О, как прекрасен заполярный июнь! Солнце всегда висит над горизонтом, а тени кустов длинными полосами тянутся по воскресшей земле. Вокруг ручейков синеют незабудки, на солнечных пригорках сияют жарки. Воздух чист и прозрачен. Со склона горы видна голубая полоса Пясны. Жара бывает такая, как на Украине. Но в сентябре тундра желтеет и становится ещё прекраснее. Это золотой ковёр, в который инкрустированы сапфиры озёр. Жаль только, что эта пора недолга. В октябре приходит морской ветер, ибо Гольфстрим близок; через несколько дней этот ветер приносит холодный дождь, а вслед за ним идёт колючий злой снег. Природа совершает свой путь неуклонно, не то что люди в глубине бараков. Самое тяжёлое в тюремной жизни не голод и не холод, а тоска, возникающая от унылого однообразия и отсутствия положительных эмоций. Оказывается, потребность в созерцании прекрасного и радость, даруемая красотой, – это своего рода витамин, без которого скудеет психическая структура и слабеет сопротивляемость организма болезням и утомлению.
В 1837 году отечественная историческая география заявила о себе тремя крупными научными трудами – «Русским историческим сборником» М.П. Погодина, книгой З.Я. Ходаковского «Пути сообщения в Древней Руси», статьёй Н.И. Надеждина «Опыт исторической географии русского мира». Этому своеобразному историко-географическому фейерверку в память Пушкина последовали: в 1848 году программная статья К.М. Бэра «О влиянии внешней природы на социальные отношения отдельных народов и историю человечества», в 1852 году книга И.Д. Беляева «О географическх сведениях в Древней России» с ценными комментариями историка и археолога И.Е. Забелина, лекции Н.И. Костомарова «Об отношении русской истории к географии и этнографии». И если читатель согласен с автором, что эта преемственность правильна и закономерна, можно продолжить рассказ о становлении и реализации замысла книги. Читатель вполне определил, что главные герои книги – по преимуществу известные русские учёные, авторы классических трудов об истории России. Плеяда этих исследователей – В.Н. Татищев, М.В. Ломоносов, Н.М. Карамзин, С.М. Соловьёв, В.О. Ключевский – постоянно у нас в уме и перед глазами, их слово всегда более чем весомо. В книге обозначены также труды их соратников, коллег, преемников, продолжателей, а иногда и оппонентов. Всегда рядом с названными историческими вершинами возвышаются труды и имена И.Н. Болтина, М.М. Щербатова, Н.И. Новикова, Н.А. Полевого, М.П. Погодина, Н.И. Надеждина, А.П. Щапова, Л.И. Мечникова, П.Н. Милюкова, И.А. Ильина, Б.А. Рыбакова и ряда других видных русских историков. О вкладе их в историческую географию автор постарается рассказать в других работах.
Вот почему полярное лето, столь красочное и разнообразное, давало тем, кто умел его созерцать, запас сил и оптимизма, необходимый для того, чтобы дождаться новой весны. Эта эстетическая география восполняла психологический вакуум, созданный непроходящей горечью сознания незаслуженной обиды. Этнография и социология. Население довоенного Норильска имело крайне упрощённую социальную структуру: вольные и заключённые... Как ни странно, несмотря на сходство условий, заключённые по быту, нравам и языку между собой различались, иногда даже резко... Но не этой социальной структурой определялись шансы зэка на выживание. В лагере баланду не «едят», а «трамбуют», избыточную кашу с маслом – «жрут», а вкусные деликатесы «кушают». На этом принципе возникают группы по два-четыре человека, которые «вместе кушают», т. е. делят трапезу. Это подлинные консорции, члены которых обязаны друг другу взаимопомощью и взаимовыручкой. Состав такой группы зависит от внутренней симпатии её членов друг к другу, а точнее, от комплиментарности – поведенческого феномена, известного у всех высших животных. У людей положительная комплиментарность означает тягу к бескорыстной дружбе, отрицательная – ведёт не столько к борьбе, сколько к неприязни, но та и другая не могут быть объяснены расчётом, как продуктом сознания. Комплиментарность всецело лежит в сфере эмоций. Так вот, благодаря знаку комплиментарности одни люди в лагере выжили и вышли на волю интеллектуально обогащёнными; они сохранили приобретённых друзей и помогли друг другу избавиться от недругов. А другие, замкнутые в себе, надорвались от эмоционального перенапряжения, начали жалеть себя, снизили свою резистентность к воздействиям окружающей среды и, будучи малопластичными, сломались. Несмотря на то, что деление по комплиментарности прослеживалось во всех слоях зэков, наиболее наглядно оно проявилось у казахов, где совпало с родоплеменным делением: аргын кушал с аргыном, найман с найманом и т. д. И тут невольно пришла на память мысль: а ведь все начала этногенных процессов связаны с образованием консорций, с положительной комплиментарностью: пэры Карла Великого – начало Франции; рыцари Круглого стола – неудачная попытка создания Британии; «верные» царя Давида, мухаджиры и ансары Мухаммеда; «люди длинной воли» вокруг Чингиса; дружина Александра Невского. Они ведь тоже «вместе кушали», но только у немногих получилась зачинаемая традиция, а большинство их сгинуло в безвестности. Трудно было бы где-нибудь, кроме лагеря, сделать столь плодотворные
Ну а где же здесь сами географы, – заметит читатель и будет прав, – автор себе противоречит. Стремится представить единство истории и географии, но не рассказывает даже о самых выдающихся географах. Автор заранее сообщает читателю об определённой направленности своей работы. Заглавие книги «Русские историки о водах России» обязывает рассказывать о предмете исследования с помощью именно историков (кстати, делает автор эту работу первым и впервые). Из книги следует, что великие историки, вбирая в себя всю российскую географию и переосмысливая её в оригинальные исторические концепции, не то что пропагандировали географические знания, но усовершенствовали и возвышали их до уровня историко-географических открытий, до новых достижений всей отечественной науки и культуры. Значит, и при утверждаемой неразъединённости истории и географии, обеспеченной всем историческим опытом, можно всё-таки писать отдельную книгу о российских историках как полномочных представителях не только отечественной истории, но и географии. И главная забота здесь – не упростить истории. Автор понимает, что если к несколько односторонним, но оригинальным и занимательным географиям читатель иногда проявляет снисхождение, то по отношению к истории поступать так не принято ни в коем случае. Среди самых ценных качеств настоящей истории – цельность, полнота, единство содержания и смысла. Автор тоже почитает эти атрибуты истории и хотел бы, чтобы в его книге они не уходили из поля зрения читателя. Желательно, чтобы читатель, вникая в научно-популярные биографии историков и постигая проблемы исторической географии, если и споткнулся бы по вине автора на какомнибудь несовершенном месте книги, то нечаянно не усомнился бы в неограниченных возможностях
На стр. 304-305: В голубом просторе Рылов А.А. 1918
наблюдения. Теперь, оглядываясь на минувшие годы, я думаю, что они для учёного, умевшего делать наблюдения, прошли недаром, но вспоминать остальное я не буду, а тем более писать об этом. Только во сне приходится видеть серую пелену тюремной безнадёжности... и это всегда кошмар. Тем авторам, которые решились на мемуарный жанр, автор низко кланяется и просит простить его за то, что он вернётся к проблеме интеллектуальной жизни, которая в Норильске 1940 года процветала. История и астрофизика. Летом 1942 г. к нам привезли из Дудинки астронома Николая Александровича Козырева... <он>, сидя на нарах, рассказывал, что звёзды, в том числе и наше Солнце, давно бы погасли, если бы не получали подпитку энергией, которую выделяет Время. За счёт этой энергии Вселенная расширяется, о чём говорит наличие «красного смещения» далёких звёзд. Имена Эйнштейна, Леметра, Дирака, Больцмана потрясли слушателей, хотя надо сказать, что эта интеллектуальная вакханалия охватила не всех, а только творческих людей: философа Снегова, поэта Дорошина, бывших партработников из Пензы и автора этих строк. Мне и сейчас трудно переоценить результат этого научного общения в Норильске для каждого из нас. Например, Снегов, освободившись, написал целую литературно-фантастическую трилогию о соотношении времени и пространства. Конечно, без бесед с Н. А. Козыревым это вряд ли стало бы возможным. Я сам также беседовал с Козыревым на научные темы при каждой встрече. Нам не мешало несогласие во взглядах по кардинальным вопросам (до сих пор не могу согласиться с его тезисом о происхождении энергии из времени). Но именно рассказ Н.А. Козырева о рождении звезды из коллапса, расширении её и превращении сначала в светящуюся новую, а затем в уравновешенную звезду типа нашего Солнца вызвал у меня ассоциацию со вспышкой этногенеза и его последующим ходом через разные фазы до состояния реликта. Конечно, со времени моих бесед с Н.А. Козыревым прошло 45 лет, и вполне возможно, что моё сегодняшнее изложение его рассказа об эволюции звёзд не вполне верно, но важно не это. Впервые именно в Норильске я пришёл к мысли о том, что законы природы единообразны для разных уровней: от макромира – Галактики до микромира – атома. Понадобилось более тридцати лет научной работы в исторических и географических науках, чтобы подтвердить мои тогдашние догадки о мере влияния природы на историю человечества, о роли локальных процессов этногенеза, возникающих вследствие эксцесса и затухающих с нарастанием времени. Естественно, что при применении естествознания к истории объектом изучения стал этнос, а не социум,
истории и изучающего её историка. Для укрепления исторической стойкости читателя, обеспечения готовности его ко всему новому и неожиданному автор подготовил и использовал схемы-символы веков, Истории и Культуры, и поместил их в конце каждой части книги. Откуда появилась потребность именно в таких схемах? Представляя Большую Историю как огромное здание, автор специально подобрал для исторической географии достойное место. Далеко не сразу, но такое исторически обжитое место наконец-то нашлось. Наряду с Историей мысли, Истори-ей чувства, Историей действия и дела существует ещё одна совершенно необходимая, равноправная и дополняющая их часть – История природы. Это вместе с тем и История среды человеческой жизни, История окружающих человека обстоятельств, в которых мысль, чувство и дело себя обнаруживают. Открытие важнейших и исчерпывающих частей истории и культуры – заслуга отнюдь не автора, а учёных эпохи Просвещения, опиравшихся ещё на средневековые философские традиции. Причём идея эта и система излагались в XVII-XIX веках в разных вариантах и, что всего любопытнее, их ис-пользовали как бы мимоходом, на них не настаивали и специальных трудов, как полагает автор, им не посвящали. При поиске символического изображения века Просвещения автор нашёл искомое реше-ние среди мудрых мыслей Н.М. Карамзина: «Жить есть не писать историю, не писать трагедию или комедию, а как можно лучше мыслить, чувствовать и действовать, любить добро, возвышаться душою к его источнику: всё остальное, любезный мой приятель, есть шелуха». Иначе говоря, история и культура карамзинской эпохи складывались из Умопросвещения, Чувствопросвещения, Делопросвещения и Натурпросвещения. Или чуть проще – из просвещения ума и чувства плюс просвещения делом и природой.
т. е. природный, а не общественный феномен. Так и возникла новая наука – этнология, которая много лет спустя оформилась как частная дисциплина учения о биосфере. ...Десятого марта 1943 г. кончился мой пятилетний срок, и мне разрешили подписать обязательство работать в Норильском комбинате до конца войны. Как техник-геолог я был направлен в экспедицию сначала на Хантайское озеро, а потом на Нижнюю Тунгуску. Там я зимовал, работая по магнитометрической съёмке, которой снежные сугробы не мешали. Затем, вступив добровольно в армию, я дошёл до Берлина, был демобилизован по возрасту и вернулся на дорогие мне берега Фонтанки. Но это уже другая эпопея, о других бедах, трудностях и успехах. Норильска я больше не видел. История
В чужих словах скрывается пространство; Чужих грехов и подвигов чреда, Измены и глухое постоянство Упрямых предков, нами никогда Невиданное. Маятник столетий, Как сердце, бьётся в сердце у меня. Чужие жизни и чужие смерти Живут в чужих словах чужого дня. Они живут, не возвратясь обратно. Туда, где смерть нашла их и взяла. Хоть в книгах полустёрты и невнятны Их гневные, их страшные дела. Они живут, туманя древней кровью, Пролитой и истлевшею давно, Доверчивых потомков изголовью Нас всех прядёт судьбы веретено В один узор; но разговор столетий Звучит, как сердце, в сердце у меня. Так я, двусердый, я не встречу смерти, Живя в чужих словах чужого дня. 1936
КАРТА-СХЕМА ПАССИОНАРНЫХ ТОЧКОВ В ЕВРАЗИИ ЗА ИСТОРИЧЕСКИЙ ПЕРИОД (Л.Н. Гумилёв, 1993) Римскими цифрами указаны порядковые номера пассионарных толчков, арабскими цифрами пронумерованы этносы, возникшие вследствие этих толчков. Более подробная расшифровка карты даётся в приложении. I. II. III. IV. V. VI. VII. VIII. IX.
XVIII век до н. э. XI век до н.э. VIII век до н.э. III век до н.э. I век до н.э. VI век н.э. VIII век н.э. XI век н.э. XIII век н.э.
Рис.4.