Менделеев. Лев Баньковский

Page 1


О

чень трудно было девятнадцатилетнему «казённокоштному» студенту приобщаться к учительской профессии, если он лишился родителей да ещё настолько серьёзно заболел, что надежды выздороветь практически никакой не оставалось. Врачи институтского госпиталя поставили диагноз – «чахотка», от которой, как известно, спасения нет. Во время очередного врачебного обхода студент притворился спящим, а над ним госпитальный лекарь не постеснялся произнести вслух своё категорическое суждение: «Этот уже не встанет...». И тем не менее «безнадёжный» в смысле здоровья студент Дмитрий Менделеев был рождён, чтобы выжить. Очень уж много всего в него было с детства заложено, чтобы не потеряться в этой жизни. Прадед Дмитрия по матери – Василий Яковлевич Корнильев – был издателем историко-краеведческого, первого в Сибири журнала «Иртыш, превращающийся в Иппокрену». Струи волшебного ключа древних греков, возникшие от удара Пегасова копыта на горе Геликон, неведомыми подземными путями влились в Иртыш и взбудоражили предков Дмитрия Менделеева. Дед его – тоже Дмитрий – выпускал «Исторический журнал», отец мастерски преподавал философию, политическую экономию и статистику в Тобольской гимназии, вёл метеорологические наблюдения, мама – Мария Дмитриевна – руководила работой стекольной фабрики в деревне Аремзянка. Там её сын, семнадцатый ребёнок в семье, получил первые впечатления «от природы, от людей и от промышленных дел». Как первое особенно яркое детское событие пятилетний Дима пережил и всю

Ковёр-самолёт В.М. Васнецов «Конёк-Горбунок» П.П. Ершова Художники: 1. М. Карпенко; 2. В. Милашевский 3. Н. Кочергин 4. А. Кокорин 5. Р. Сайфуллин Петр Павлович Ершов (1815-1869) Художник Чукомин. Фрагмент картины

2

1

На Вятке и Каме (Из воспоминаний А. Рылова) Село Истобенское, Вятского уезда, в котором я родился, расположено на берегу реки Вятки. Река в этом месте широка, очень извилиста и богата перекатами, сильно затрудняющими судоходство. Поэтому, вероятно, Истобенское издавна поставляло лоцманов и капитанов всему Северо-Волжскому бассейну. Если бы я с первых дней не попал в Вятку, а застрял в этом селе, из меня, наверное, тоже вышел бы капитан или лоцман. Несмотря на то, что в Истобенском я, можно сказать, родился проездом, прожил в нём всего два-три дня, любовь к реке и интерес к судоводительству у меня остались на всю жизнь. Все детские годы и первую юность я провёл в Вятке. Этот городок, по преданию, был основан новгородскими ушкуйниками в первой половине XV века и назывался Хлыновым от речки Хлыновки, на устье которой он построен. В конце XVII века он переименован в Вятку. ...Чем длительнее и суровее зима, тем радостнее было встречать весну. Под тротуарами шумят, пенятся каскады тёмной, как пиво, воды, стремящейся в овраги, а оттуда в реку. Возле скворечников на ветке уже поёт блестящий на солнышке скворец. Почки на деревьях покраснели, набухли, дороги почернели. На высоком крутом берегу на скамейках сидят горожане, любуются ледоходом, льдины сталкиваются, наползают друг на друга с шумом и шипением. Река у города разлилась на четыре версты, затопила слободу Дымковскую, луга, леса. Трудно оторваться от этого зрелища, когда так ласково греет весеннее солнце. Внизу у пристани стоят отремонтированные, выкрашенные заново пароходы. Смолят и красят лодки, пароходные плицы для колёс. Новая нагруженная деревянным товаром беляна блестит на солнце, как золотая, и ждёт, когда пройдет лёд, чтобы поплыть вниз по течению. Доносится запах смолы, свежего лесного материала и свежей масляной краски.


жизнь потом вспоминал открытие памятника Ермаку в Тобольске. До конца жизни Дмитрий Иванович собирал материалы о Ермаке. Домашняя библиотека Менделеевых в Тобольске была одним из лучших книжных собраний Сибири. Среди ровесников и близких друзей семьи будущего учёного были декабристы. Философию и словесность малолетнему Диме Менделееву преподавал только что вернувшийся из пушкинского Петербурга П.П. Ершов – автор всемирно известного «Конька-Горбунка». Напитываясь глубинными водами сибирской сказочности, Конёк-Горбунок конечно же, соревновался с пушкинской музой:

И светлой Иппокреной С издетства напоенный, Под кровом вешних роз, Поэтом я возрос. Соревнование Ершова с Пушкиным было не безрезультатным. После прочтения ершовского «Конька-Горбунка» Александр Сергеевич Пушкин забросил новые собственные сказки, небезосновательно полагая, что отныне надёжных ориентиров в поэтическом сказочном мире вполне достаточно. Благодарный ученик любимого учителя всю жизнь коллекционировал различные многочисленные издания «Конька-Горбунка», издания не только русские, но и зарубежные. А в то, что из такого переполненного отечественной историей ребёнка, как Дима Менделеев, может выйти великий человек, мама его Мария Дмитриевна твёрдо уверовала, и поэтому смогла надолго направить развитие очень способного сына.. Она привезла юношу сначала в Москву, потом в Петербург, много содействовала поступлению его в Главный педагогический институт, и... ушла из жизни, завещав сыну прежде всего «настаивать в труде». Следуя материнскому наказу, несмотря на изнуряющую болезнь, Дмитрий Менделеев из последних сил осваивал всё новые и новые необходимые ему знания – те, которые он нигде не мог получить, кроме как в своём институте у первоклассных учёных своего времени. После упомянутого критического случая в госпитале Дмитрий благополучно дослушал курсы лекций по ботанике у академика Ф.И. Рупрехта и профессора И.О. Шиховского, освоил в совершенстве мировую систематику Карла Линнея, изучил систему животного царства у зоолога академика Ф.Ф. Брандта, а в заключение обучения в вузе овладел в совершенстве систематикой кристаллов, минералов и горных пород у профессоров Н.И. Кокшарова и С.С. Куторги. Как писали о Куторге,

Дмитрию Менделееву 16 лет. Период завершения учёбы в Главном педагогическом институте М.Б. Белявский. Акварель по фотографии. 1850 5

4

3

...Из третьего класса гимназии меня и брата Александра перевели в реальное училище, где учение моё пошло немногим лучше. Единственный предмет, где я отличался, было рисование. Учитель Храмцов ставил мне пятерки с плюсом и показывал классу мои рисунки. Однажды Храмцов открыл для публики выставку своих произведений. Некоторые этюды произвели на меня большое впечатление, в особенности один этюд Волги с очень правдивыми красками воды, который я принял к руководству. После этого я по-настоящему увлекся рисованием и дома, вместо того чтобы учить уроки, рисовал акварелью картинки. Брат Саша увлекался цирковой гимнастикой и тоже во время приготовления уроков занимался своим искусством: ходил по проволоке или упражнялся с тяжелыми гирями. Как страшно было идти в училище, не зная уроков. Дело пошло так туго, что мы с Сашей решили было бежать из дома куда-нибудь к морю и там поступить юнгами на корабль. Учению нашему мешали также лодка и ружья, которыми мы обзавелись с четырнадцатилетнего возраста. Весной, когда шли усиленные занятия перед экзаменами, мы смолили и красили свою лодку, прилаживали паруса и т. п. и в самый разлив отправлялись в затопленный заречный лес, где пахло смолой. Тишина... Поют птицы. Лодка неслышно скользит по зеркалу воды, в котором отражаются могучие деревья. Младшему брату, Гене, когда ему было всего девять лет, мы тоже купили у плотовщика лодку за полтора рубля. Однажды мы отпросились в дальнее плавание на несколько дней. Запаслись провизией, снарядили лодку и с собачкой Каро отправились к реке. Отчим, мать, сестра и младший брат провожали нас на берег. Мы отъехали на середину реки, поставили парус и выстрелом салютовали родным. В это путешествие, длившееся около двух недель, мы сделали вверх по реке триста вёрст. Лодку тянули бечевой,


Дмитрий Иванович Менделеев (1834-1907) 1870-е

он «умел различать виды гранитов и гнейсов, кувшинок и роз, современных моллюсков и вымерших животных». При таком обилии требуемых в институте серьёзных знаний трудно было не сбиться с предложенного преподавателями «бодрого» темпа приобретения научного багажа. Менделеев очень отчётливо объяснил, почему он «вынес образование», несмотря на сложные семейные обстоятельства и болезни. Талантливые педагоги института сумели связать всю массу необходимых знаний немногими ясными идеями, которые позволяли «памятовать и извлекать сущность» из всего разнообразия явлений и фактов. С какими бы сложными предметами и образцами природы Менделеев ни сталкивался, он, по совету С.С. Куторги, всегда выяснял, «из каких источников» они добыты. Институт Менделеев окончил с отличием и более или менее окрепшим, а направление на самостоятельную учительскую работу по рекомендации врачей получил в Крым. Лечивший Менделеева в Петербурге профессор Медикохирургической академии Н.Ф. Здекауэр написал в Крым письмо к знаменитому хирургу Н.И. Пирогову с просьбой врачебно обследовать чудом выжившего недавнего студента. И Пирогов сумел определить у Менделеева отнюдь не рецидивы чахотки, а недостатки в работе сердечного клапана, которые не могли помешать молодому человеку трудиться на ниве науки столь же самоотверженно, как он это делал в студенческие годы. Ободрённый пироговским диагнозом, старший учитель Одесской гимназии Менделеев начал работать над образовательным проектом под названием «О человеке и телах природы». В этом руководстве, как свидетельствует запись в рабочей тетради Дмитрия Ивановича, он предполагал «описать газы, жидкости, горные породы, минералы, остатки органических существ, растения, начиная с низших, и животных, начиная с человека как типа и особенный класс образующего, кончить... географией». Эти строки двадцатидвухлетнего учителя свидетельствуют прежде всего о том, что писал их вполне состоявшийся системолог. Пройдёт ещё тринадцать лет, и Менделеев откроет периодическую систему химических элементов. Пока же новоявленный одессит сообщил директору своего института И.И. Давыдову о том, что намерен сдавать магистерский экзамен и просил узнать о возможности «занять какое-нибудь место при готовящейся от Географического общества экспедиции натуралистов в Сибирь» или «занять открывшуюся вакансию наблюдателя при метеорологической обсерватории в Пекине». В 1856 году «Журнал Министерства народного

при ветре шли под парусами, иногда на веслах. У костра готовили чай, обед, ужин, спали в лодке, в палатке, причем лодку отводили от берега и ставили на якорь. В носовой части спал Каро. В лодке жил у нас подраненный кулик, который привык к нам, не боялся даже собаки, бегал по нашим лицам. Во время этого путешествия я сделал много рисунков берегов. Жизнь у костра, у воды, среди дикой, нетронутой природы и воспитала во мне художникапейзажиста. Когда я теперь рассматриваю сделанные наспех во время этого путешествия рисунки, какими они мне кажутся наивными. Все они исписаны пометками: розовое, желтое, серебристое, отражение темнее берега и т. п. Эти записи непосредственных наблюдений принесли мне большую пользу в развитии наблюдательности к краскам, к освещению и т. д. Младший брат Герман вместе с троюродным братом Вячеславом Траубенбергом, когда им было обоим по одиннадцати лет, тоже отправились вдвоём в маленькой лодке «Кулик» за сто вёрст вверх по реке до городка Слободского и обратно. Теперь мне страшно вспомнить, каким опасностям подвергались мальчики от капризов большой реки, с сильным течением и большими перекатами. Особенно много этих неожиданных капризов бывало во время половодья, когда фарватер терялся в обширном водном пространстве. Когда мне было пятнадцать лет, а Саше четырнадцать, мы тайно от родных купили лодку весной, в самое большое половодье, когда река разлилась у города на четыре версты до села Макарьевского. Помню, в чудную весеннюю погоду мы усадили в лодку маленького брата Геню и отправились в затопленный заречный лес. С восторгом плавали в речных заводях, увлеклись, уехали далеко. К вечеру заметили, что солнце скрылось как-то очень быстро, зашумели и закачались вершины пихт и сосен. Надо было скорее выбираться из леса и спешить домой. Выехав на залитые луга, увидели широкую реку,


просвещения» напечатал в одном и том же номере знаменитую статью Н.И. Пирогова «Вопросы жизни» и впервые упомянул о беспокойном одесском педагоге: «Публичное защищение диссертации на степень магистра старшим учителем Менделеевым». Наставник Дмитрия Ивановича профессор Петербургского университета А.А. Воскресенский передал своему талантливому вездесущему ученику историческую часть курса химии и неутолимый на протяжении всей дальнейшей жизни интерес к педагогической работе, к теории и практике, к химии и физике разнообразнейших природных и искусственных водных растворов. Одной из самых интересных «привязанностей детства» будущего учёного был неувядающий интерес к физической географии. В сентябре 1856 года декабрист Н.В. Басаргин, называвший Менделеева своим младшим братом, прислал ему вот такое письмо-напутствие: «Ты избрал путь трудный, но прекрасный. Мужи науки, в ряды которой ты желаешь стать, находятся во главе общества и делают ему направление как в умственном, нравственном, так и в вещественном отношении». Первоначальная научно-преподавательская деятельность оставляла Менделееву достаточно много «свободного» времени. Он очень сожалел, что до сих пор не успел потрудиться ни в сибирской натуралистической экспедиции, ни метеорологом при российской православной миссии в Пекине. Но нашёлся оригинальный способ считать себя работающим в экспедиции по Северному Уралу. С огромным вниманием и неослабным интересом прочтена была вышедшая в 1856 году в Санкт-Петербурге книга Э. Гофмана «Северный Урал и береговой хребет Пай-Хой». Менделеев написал подробную рецензию на второй её том и отдал в редакцию «Журнала Министерства народного просвещения». Вышколенный на систематическую напряжённую работу недавний студент начал успевать продуктивно работать научным обозревателем и критиком. Написал и опубликовал в этом журнале несколько десятков заметок, статей и рецензий. Однако интересно, что именно в книге Э. Гофмана возмутило спокойствие Менделеева? «А между тем эти места имеют весьма важное значение: здесь разделяются две огромные речные системы – система Оби, охватывающая собою почти всю Западную Сибирь, и система Печоры, омывающая северовосток России... Изобильные дожди и снега дают начало множеству ручьёв и рек, питают огромные влажные тундры. Около 61½ с. ш. на Урале существует водораздел: одни из рек текут на юго-запад в Волгу, другие на северо-запад в Печору, а третьи – на север и юго-восток в Обь. Занятия жителей придали крепость их телу, зоркость глазам, верность руке

Начало полёта Д.И. Менделеева на воздушном шаре в Клину 20 августа 1887 года Фотография с акварели И.Е. Репина

кипевшую и пенившуюся. Порывистый ветер рябил темную воду, срывая пену с волн. Дело плохо. Как кинуться в бушующую реку? Надо решиться. Геню усадили мы на дно лодки, Саша сел на руль, а я – на вёсла. Надо грести без отдыха, меняться в дороге нельзя. Лодку нашу метало, нас обдавало брызгами, руки коченели от усталости, особенно та, что со стороны ветра, во рту пересохло. Наконец мы благополучно достигли берега, до того измученные, что не могли ни двинуться, ни говорить. Страшно было прийти домой с опозданием, в мокром виде. Как раз дома оказались гости. Мы незаметно прошмыгнули в свою комнату и переоделись. Про покупку лодки мы хотели сказать маме только после спада воды, но двоюродный брат проговорился, и пришлось признаться. Потом эту лодочку мы обшили бортами, обстроили её на манер яхты, сделали две пары длинных вёсел, поставили мачту, сшили парус с кливером, выкрасили белой краской и дали название «Чайка». Все это сделал Матвей Князев, вместе с ним мы спустили «Чайку» на воду и сделали пробную прогулку. Бывало, как задует свежий северный ветер, вздымавший большие волны, мы ставили парус и мчались вверх по реке. Никакая буря нас не страшила. Иной раз при шторме ни одной лодки не видать на реке, перевоз не работает, а наша «Чайка» летит под парусом, зарываясь в волны. Мы славились смелостью среди береговых жителей. ...Вышел циркуляр, запрещавший производить занятия в учебных заведениях при морозе свыше двадцати пяти градусов. Для этого на пожарных каланчах вывешивались синие флаги. Однажды, оставшись благодаря этим флагам дома, я написал большую картину масляными красками, которые сам растирал на олифе. Картина изображала грозу на море: яркая зигзагообразная молния рассекает тучи, озаряя пенящийся прибой и бочку, выброшенную на берег. Эта картина всем понравилась. Отчим показал её одному клиенту, приехавшему из Петербурга и учившемуся в Школе Общества поощрения художеств.


Николай Иванович Пирогов (1810-1881) и автограф – набросок плана проекта педагогической гимназии

Первый полёт монгольфера во Франции 5 июня 1783 года

и неоценённую способность сохранять всегда присутствие духа и уменье из малого извлекать много пользы. Это общая характеристика жителей Северного Урала и его окрестностей видоизменяется для отдельных племён и народов... На Верхней Вишере и верховьях Печоры живут собственно русские несколькими приходами. Деятельность в рыбной ловле и охоте делают эти занятия для них выгодными, а любовь к ним позволяет не замечать трудов, пренебрегать опасностью, сохранять постоянную словоохотливость и весёлое расположение духа, предаваться делу телом и душой. С ружьём и сетью, с малыми запасами идёт русский на заработку, и нет у него неудобного ночлега. А в о с ь и н е б о й с я всегда являются к нему на помощь. Мы кончили наши выписки. Сколько выводов и соображений вызывают они в историке, и в географе, и в естествоиспытателе, и в каждом человеке!... Мы вообще считаем путешествия одним из полезнейших источников живого знания: они заменяют нам собственный опыт, собственную наглядность и ставят нас лицом к лицу с такими предметами и вопросами, к которым приближает человека только жизнь и которые вырываются из круга систематического изучения». Масштабы и стиль самовыражения Менделеева в этой части его рецензии очевидны. В дальнейшем непоседа и вечный путешественник Менделеев напишет о себе такие восходящие к впечатлениям юности дневниковые строчки: «Во всей моей жизни есть какая-то поэтическая струя неизвестности за завтра, и не хотелось бы определённого-то иметь – бог с ним...» Запись эта свидетельствует не о повседневной слабости характера великого учёного, а о сильнейшей его способности к рефлексии, которая тем не менее не мешала систематическому труду, волевым, решительным высоконравственным поступкам. Среди выработанных им приёмов бесстрашно встречать любое неблагоприятное событие было создание «про запас» очень большого числа вариантов и ближней и дальней жизни. В очень уж критических случаях учёный не считал зазорным писать, например, завещания. В январе 1859 года Совет Петербургского университета принял решение о двухгодичной командировке магистра химии Менделеева за границу для «усовершенствования в науках», для знакомства с постановкой химических научных исследований в Западной Европе. В сентябре следующего года молодой учёный участвовал в работе Международного химического конгресса в Карлсруэ. Упоминая в письме на родину о множестве впечатлений, сообщал и о том, что конгресс познакомил его

Даже этому авторитету картина понравилась, и он настойчиво советовал послать меня в Петербург учиться живописи и назвал будущим Боголюбовым. Этот успех окончательно убил во мне охоту учиться. Я твёрдо решил быть художником. По ночам мне снился Петербург, Нева с кораблями, выставки и т. д. Летом 1888 года отчим объявил, что в августе повезет меня в Петербург. В середине августа мы поехали на пароходе вниз по Вятке на Каму, на Волгу до Нижнего Новгорода. Пароход, хлопая колесами по глади реки, весело бежал по течению мимо родных берегов. Иногда берег был так близко от нас, что песчаные обрывы и кусты мелькали перед самыми глазами. Слышно было чириканье пролетающих трясогузок, а волна парохода, шумно налетавшая на берег, выбрасывала на песок лодки. Затем мы снова плыли спокойно посреди реки. Я всё время зарисовывал в тетрадку контуры берегов и всё, что привлекало глаз. От пристани Соколки у крутой высокой горы мы шли уже по широкой Каме. Берега её в этом плёсе однообразны, довольно низкие, с татарскими сёлами, среди которых возвышались минареты. Наконец утром показались далёкие голубые берега Волги. Устье Камы – это море гладкой воды. На таком водном и воздушном просторе наш вятский пароход казался просто игрушечным. Вдали белели стаи парусов, снизу тянул буксирный пароход караван барж, навстречу ему плыл белый пассажирский пароход, слышался его раскатистый гудок, эхом отозвавшийся в голубых горах. Казань. Пароходы и баржи облепили берега и пристани, на набережной лежат горы товара, покрытые брезентом, по сходням ключники таскают на спинах тяжелые тюки, слышится «Дубинушка», загорелые потные татары в войлочных колпаках, в расстёгнутых на груди рубахах галдят и хлопочут возле ломовых подвод. Груды арбузов лежат прямо на песке, короба с яблоками, ряды лотков и балаганов


со взглядами огромного числа химиков «на общие основания науки». С первого января 1861 года, на рубеже своего двадцатисемилетия Менделеев начал вести дневник. 25 февраля 1861 года в день своего возвращения на родину Менделеев записал в дневнике впечатления очевидцев о сходке и шествии студентов университета и Медико-хирургической академии. «История встающей России началась...», – так определил молодой учёный выдающееся значение этого события. После того, как очень требовательный к самому себе, упорный и упрямый сибиряк Менделеев всю жизнь считал себя давно уже вполне вставшим, вполне трудящимся на пользу России человеком, ему очень важно было, чтобы и вокруг него жизнь существенно возрастала. Дмитрий Иванович снял себе комнатку за Тучковым мостом и в перерывах между лекциями по физике, химии и физической географии в разных учебных заведениях Петербурга пережил «кипящую в голове бездну планов». А дневнику доверил два самых глубоких своих желания: «высказаться почти всему по отношению к химии», а потом – «стать к народу поближе»: «Это ныне модная фраза, да я ведь не модник. Нет, мне просто вольно с ним, с этим народом-то, я и говорю как-то свободнее, и меня понимает тут и ребёнок, мне весело с ними, к ним душа лежит...» От народа Менделеев унаследовал привычку «ничего не делать, не привязавшись к делу», которое следовало делать фундаментально, «вступно», то есть в гуще практики. Первое своё дневниковое желание – до конца высказаться в «убежище чистой науки» – Дмитрию Ивановичу удалось исполнить в ходе работы над книгой «Основы химии», когда в феврале и марте 1869 года Менделеев создал основополагающие статьи «Соотношение свойств с атомным весом элементов», где дал исторический обзор соответствующих классификаций, и «Опыт системы элементов, основанный на их атомном весе и химическом сходстве». Так был открыт и объяснён знаменитый периодический закон, по поводу которого сам автор, нисколько не сомневаясь, сообщал: «Полагаю, что выставляемый мною закон не идёт вразрез с общим направлением естествознания...» В «Основах химии» нашли место также приёмы добывания истины, «практические применения химических знаний к общежитию, заводскому делу, сельскому хозяйству, к объяснению явлений жизни организмов и самой Земли...» Что касается исполнения второго желания – движения в народ – то оно как в зеркале, хотя и в очень своеобразной форме, отразило нарождающееся российское народничество. После защиты докторской диссертации по химии в 1865 году Менделеев на паях со своим знакомым

Менделеев в 1862 году Первый шарльер над садом Тюильри 1 декабря 1783 года

завалены фруктами, воблой. Продажа пёстрых сафьяновых татарских туфель, тюбетеек и проч. Жара. Толкотня. Татарский говор. Пароходные гудки. В зыбком песке тонут ноги. От Казани пароход пошёл в Нижний Новгород. Теперь часто попадаются пароходы пассажирские и буксирные, со множеством барж, парусные лодки. Волга здесь особенно оживлена по случаю знаменитой нижегородской ярмарки. Наш пароход опоздал и пришёл в Нижний к ночи. Издали видна была масса огней, рассыпанных в темноте по городу, на ярмарке и на самой Волге. Осторожно пробираясь между красными и белыми огнями бакенов, между землечерпалками, пароходами и другими судами, мы, наконец, подчалили к пристани. Изза позднего времени мы остались ночевать на пароходе. Утром отчим ушёл в город на ярмарку, а мы остались его ждать, наблюдая оживление на реке. Стаи чаек кружились над пароходом, мы бросали им в воздух кусочки булки, они ловко ловили их на лету и с криком опускались на воду, отбивая друг у друга упавший кусочек. На якорях у обоих берегов стоят сотни смолёных барж с цветными полосами вдоль бортов. Целый лес мачт с развевающимися пёстрыми флагами, всех типов пароходы бороздят Волгу, взрывая колесами каскады жёлтой пены... Москва сразу оглушила меня грохотом колес (тогда резиновых шин еще не было). Громыхали по мостовой ломовые подводы, нагруженные железными полосами, ящиками, бочками и т. д. Народ, как муравейник, кишел всюду. Группа древних храмов с золочёными куполами, зубчатые стены и башни произвели на меня волшебное впечатление. Осматривали Третьяковскую галерею. Исполнилась моя мечта увидеть настоящие картины и настоящих художников. «Иван Грозный» Репина, «Морозова» и «Меншиков в ссылке» Сурикова, пейзажи Куинджи, Левитана, Шишкина и других я рассматривал с изумлением, которое трудно передать словами. Картин так много, все мастерски написаны – просто глаза разбегались... Наконец мы снова в вагоне. Тронулись и едем уже в Петербург.


На подобном аппарате Жиффара взлетел над французской столицей Дмитрий Менделеев

приобрёл в Подмосковье под Клином имение Боблово и сразу же организовал там обширные сельскохозяйственные работы по всем правилам науки того времени. С большой энергией принялся учёный за зерновое хозяйство и животноводство. Как он сам вспоминал, «в пять-шесть лет мне легко удалось, по крайней мере, удвоить всю урожайность земли...» Окрестные крестьяне согласились бесплатно помогать Менделееву гужевым транспортом при условии, если он сможет организовать «завод» с рабочими местами для членов крестьянских семей. В годы, когда Менделеев активно работал над подъёмом уровня сельского хозяйства в стране, народничество российское переживало сложный период самоутверждения, пыталось также научно обосновать свою собственную идеологию развития. Отчётливо запрещая себе склоняться в стороны славянофильства и западничества по причине наличия в этих лагерях неуважаемых Менделеевым односторонностей и крайностей, учёный присматривался к почвенничеству Ф.М. Достоевского, ему отдавал наибольшие свои симпатии. После смерти великого писателя молодые садоводы юга России обратились к Менделееву с просьбой возложить изготовленный ими венок на могилу Достоевского. Дмитрий Иванович, можно сказать, был прирождённым системологом и историком России, но ещё больше он всегда хотел быть творцом российской истории, причём истории не вольно блуждающей среди пространств и времён, а закономерно направленной согласно его, Менделеева, правильным представлениям. А представления эти были из ряда вон выходящие, совершенно неожиданные и спорные для подавляющего большинства тогдашних историков. С 1882 года в творчестве его появляется постоянная промышленная тема и статьи «Об условиях развития заводского дела в России», «О возбуждении промышленного развития в России», где учёный ставит заводы «на первый план», затем «Письма о заводах» и многие другие работы с яркой экономической устремлённостью и определённостью: «Основанием для возбуждения в России многих заводских и фабричных промыслов служит не простая польза и не одна выгода для лиц и страны, а нечто гораздо большее, требование иного порядка – историческая неизбежность...» Осваивая вековую практику мирового и российского фабрично-заводского дела, Менделеев систематизировал огромные рассеянные по архивам и библиотекам сведения по истории различных направлений промышленности, стал по существу историком техники, производства и технологии. Учёный участвовал в создании «Технической энциклопедии», «Энциклопедического словаря», серии книг «Библиотеки промышленных знаний». С необыкновенной

В то время почтовый поезд шёл до Питера около суток. В Петербург приехали вечером. По совету художника Г.М. Манизера и его жены, родственницы отчима, тоже художницы, мы поступили в рисовальную школу барона Штиглица, выдержав вступительный экзамен по рисованию. Слыхали мы, что в «Поощрении» более художественное направление. Поступили также и туда. Занятия там были три раза в неделю, с шести до восьми часов вечера, а по воскресеньям – перспектива. Читал известный профессор Макаров. По воскресеньям осматривали музей в Академии художеств, Эрмитаж, Кунсткамеру, соборы, Летний и зоологический сады и другие достопримечательности. По плану скоро изучили город и бродили по улицам. По вечерам часто занимались в Публичной библиотеке, изучая анатомию. С января взялся как следует за рисование в училище, но черчение всё-таки у меня не шло. В рисовании и других предметах я стал делать успехи и в мае получил хорошие баллы. Я считал дни, когда поеду домой на родину, в свою Вятку, увижу родных. Сколько будет рассказов! Увижу свою реку, душистые пихты. Чуть ли не за неделю до отъезда мы сложили вещи в сундуки и сидели, ожидая путешествия. И вот мы снова плывём по Волге, уже от Рыбинска. В Казани с радостным волнением я увидел вятский пароход с красным пояском на трубе, услышал родной вятский говор. Из Казани нужно было сделать около тысячи вёрст вверх по Каме и Вятке. Весеннее половодье ещё не совсем спало, хотя река уже вошла в берега. Пароход выбивался из сил, загребая колесами мутную камскую воду против стремительного течения. У Соколок пароход входит в реку Вятку. Вятка извилистая, несколько уже Камы, берега лесистые. Река совсем тихая, гладкая. Белая ночь. Лёгкие облачка и зеленоватое ночное небо отражаются, как в зеркале.


настойчивостью насыщал он эти издания собственноручно написанными словарными статьями о природных и промышленных водах России, о новых малоизвестных отраслях промышленности, которые терпеливо «прилаживал» к реальным условиям и возможностям какой-нибудь конкретной местности, а то и ко всей России. Поскольку с железными и шоссейными транспортными путями в России всегда были большие проблемы, Дмитрий Иванович чаще всего рассматривал прошлые, настоящие и будущие природные силы, «покоящиеся» на берегах судоходных российских рек, озёр и морей. Наряду с пропагандой строительства нефтепроводов и керосинопроводов, что тогда было совсем в новинку, Менделеев при ещё большем непонимании окружающих специалистов ратовал за строительство металлических пароходов. Именно такие суда могли с наибольшей выгодой перевозить сырьё, фабрично-заводские и сельскохозяйственные грузы. Именно такие суда могли бы образовать мощный торговый флот – беспроигрышный критерий могущества России. Не случайно знаменитый адмирал С.О. Макаров обратился к Менделееву с просьбой содействовать проектированию и строительству ледокола для освоения российских арктических морей. Ледокол с именем «Ермак» был построен и сказал своё веское слово в транспортном покорении Арктики. Менделеев беспокоился об экономии топлива в мореходстве, проектировал наиболее обтекаемые корпуса кораблей, размышлял об их остойчивости. Изучал много лет теоретически и экспериментально сопротивление жидкостей, писал по этому поводу статьи и книги. От водных стихий непринуждённо перешёл к изучению упругости и сопротивления газов и воздуха атмосферы, в том числе и при движении летательных аппаратов, которые дают «единственную возможность познать... неизведанные края океана, омывающего сушу и воду». Живший на Оке К.Э. Циолковский дважды обращался на берега Невы к Менделееву за помощью в проектировании цельнометаллического дирижабля. Ещё в конце семидесятых годов Менделеев был командирован за границу для сбора сведений по вопросам воздухоплавания. На очередной Всемирной выставке учёному довелось подняться над Парижем на одном из выставочных экспонатов – новом привязном аэростате конструкции Жиффара. Это событие послужило своеобразным прологом к необычной телеграмме, полученной Дмитрием Ивановичем через девять лет в ночь с 29 на 30 июля 1887 года. В телеграмме учёному предлагалось наблюдать предстоящее солнечное затмение и солнечную корону из гондолы свободного аэростата. Полёт состоялся через неделю. При пасмурной погоде вымокшая оболочка аэростата позволяла поднять в небо только одного

Медаль в честь братьев Монгольфье c изоброжениями проекта памятника Шарлю и трассы его полётов на воздушном шаре в 1783 году

Только вдали возле тёмного леса чуть серебрится полоска ряби. С берега пахнет болотом, ивняком, слышен крик коростеля и кукушки. Но вот запах смолистого пихтового леса. Сердце задрожало от волнения. Это родные леса приветствуют меня. Но где же они? Их ещё не видно. Порой доносится запах дыма и мокрых брёвен. Вон там огонек краснеет – это плоты стали на ночь у берега. Только к утру показались на красном крутом берегу зубчатые пихтовые леса. Иногда пароход идёт у самого берега, нагоняя на него жёлтую волну. Рыбачьи лодки мечутся, готовые сорваться с причала. Рыбаки, сидя у костра, возле своих землянок готовят снасти. Луга, окаймлённые ивняком, залитые утренними лучами, звенят от пения птиц. Снова идут красные крутые берега с зубчатыми лесами и с серыми деревенскими избами. Группы пихт спускаются к самой воде. На восьмой день нашего путешествия рано утром я увидел золотые главы с сверкающими на солнце крестами вятских храмов. Мы с Алёшей и братом Геней поселились в живописной деревне Чижи, в двух верстах от города, на берегу Вятки. Целые дни писали этюды и рисовали в альбомы. Я уже насмотрелся и научился кое-чему в Петербурге и теперь чувствовал себя опытным живописцем, хотя в школе ещё не проходил живописи масляными красками. Осенью вместе с нами приехала в Петербург сестра Катя, старше меня на два года. Она также поступила в училище Штиглица и сразу обратила на себя внимание своими успехами. Поселились мы на Мойке. Рогов познакомил меня тогда с Константином Федоровичем Богаевским, учеником Академии художеств, носившим форменную тужурку со светлыми пуговицами. Этюды его мне очень нравились. Сочно написанные, прекрасно нарисованные. Хороши также были его карандашные рисунки в альбоме. Он был большим поклонником пейзажиста Фёдора Васильева и подражал ему в рисунках. С тех пор мы с Котей Богаевским остались закадычными друзьями.


Литературный журнал, издаваемый дедом Д.И. Менделеева Первая сибирская типография. 1790-е

человека. И Менделеев незамедлительно воспользовался этим обстоятельством, попросив аэронавта оставить в гондоле одну только науку. Аэростат поднялся над облаками почти на четырёхкилометровую высоту и пролетел около ста километров. Для благополучного приземления Менделееву пришлось в воздухе по верёвочным снастям выбираться из гондолы к оболочке, чтобы освободить «заевший» регулировочный клапан. К числу многих важных достоинств этого полёта следует отнести и научную оперативность исследователя: материалы о его научных достижениях были оформлены и опубликованы уже через несколько дней после замечательного полёта. Французская академия метеорологического воздухоплавания наградила Дмитрия Менделеева дипломом с девизом братьев Монгольфье: «Так идут к звёздам». Конечно же, сорокатрёхлетний Менделеев сильно рисковал, отправляясь в такой сложный и ответственный полёт самостоятельно. Предполагая опасность полёта даже в присутствии аэронавта, учёный оставил на земле завещание, в котором просил своих коллег закончить и довести до научной публикации своё новое незавершённое исследование по водным растворам, которому он, вполне справедливо, придавал особенно большое значение. Не отрываясь от любимых химии, техники и технологии, Менделеев всё более упорно направлял свои знания в дело изучения и улучшения общественного устройства: «Наука сделала ещё один дальнейший шаг, она выступила прямо сама по себе в жизнь...» Менделеев первым среди российских учёных обнаружил, что развитые страны прежде всего «ныне воюют тарифными системами». Среди «множества жгучих вопросов русской жизни» Менделеев столкнулся с принципиальным несовершенством внешнеторговых отношений, влияющих на темпы развития в России промышленного производства. Ключевой проблемой здесь оказались пережитки в таможенном тарифе, то есть как раз в той области знаний, которой в совершенстве владел отец учёного Иван Павлович Менделеев. Пройдя по стопам отца в дебри политической экономии, Дмитрий Иванович сначала провёл анализ различных политэкономических систем, подробно рассмотрел таможенную политику западноевропейских стран, а затем написал в Министерство финансов доклад сначала о таможенных тарифах для химических продуктов, а затем и для многих других товаров. Как заметил учёный, «этим докладом определялось многое в дальнейшем ходе всей моей жизни... цельность плана была только тут». В марте 1890 года Менделеев прочёл последнюю лекцию в университете и направил основную свою деятельность в сферу

Однажды, закончив акварелью натюрморт, состоявший из опрокинутого кувшина и полотенца, я нарисовал капельку воды, ползущую по краю полки. Она вышла так удачно, что когда директор, преподававший акварель, сел за мою работу несколько усилить фон, то хотел было движением мизинца сшибить эту капельку. Я покраснел от своей шутки, стоя за спиной Месмахера. Тот улыбнулся и похвалил. Моя капелька скоро прославилась на всё училище. На выставке эта работа была приобретена школой, но капелька потускнела от частого прикосновения пальцев любопытных. Я пробовал было подновить, но ничего не вышло: иллюзия пропала. По пятницам мастерская профессора Куинджи была переполнена студентами: Архип Иванович осматривал домашние работы всех желающих получить его советы. Я, конечно, не пропускал ни одной пятницы, чтобы услышать мнение Куинджи о работах товарищей. Наконец, набравшись храбрости, решил и сам показать свои летние этюды. Профессор внимательно рассматривал каждую работу, молча отбирал лучшие в особую стопку, только изредка делал замечания. Архипу Ивановичу, как видно, понравились мои этюды, так как он предложил мне выставить их на осенней отчетной выставке вместе с его учениками, хотя я ещё им не был. В другой раз я показал Куинджи большой эскиз к задуманной картине. На эскизе была изображена фигура созерцателя вечером в поле, с обнажённой головой, вдыхающего чистый воздух и смотрящего с высоты на синеющую даль и серебряную змейку реки. Архип Иванович почти никогда не хвалил, а лишь указывал недостатки в работах; на этот раз было исключение: ему так понравился эскиз, что я стоял красный от счастья, с сияющей улыбкой, колени мои дрожали. В Петербурге я любил уходить за город, на взморье, и там рисовать в альбомы. Приехав на каникулы в Вятку, я написал две картины масляными красками по сделанным наброскам: «Лунная ночь на взморье»


экономики. Как член Совета торговли и мануфактуры, он в том же году участвовал в работе Совещания по пересмотру тарифа, а затем в представительной Комиссии по этому же поводу. Комиссия к удивлению и радости Менделеева детально и грамотно пересмотрела таможенные пошлины на все продукты, ввозимые из-за границы. Дмитрий Иванович, однако, напрасно полагал, что все эти чрезвычайно важные для истории внутренней жизни страны суждения специалистов высшей квалификации будут опубликованы. Пришлось ему за свой счёт писать и издавать большую двухтомную книгу «Толковый тариф, или исследование о развитии промышленности России в связи с её общим таможенным тарифом 1891 года». Несколько позже, вспоминая и осмысливая свои очень решительные в жизни шаги на рубеже девяностых годов, Менделеев обнаружил в библиотеке, переписал и вклеил в свой альбом 1890 года стихотворение А. Майкова. Нет сомнения в том, что строфы эти учёный относил к себе, к своим бескомпромиссным поступкам того времени:

Мы выросли в суровой школе, В преданьях рыцарских веков, И зрели разумом и волей Среди лишений и трудов. Поэт той школы и закала, Во всеоружии всегда, В сей век Астарты и Ваала Герой смешон, быть может... Да! Его коня – равняют с клячей И с Дон-Кихотом самого, Но он в святой своей задаче Уж не упустит ничего! И пусть для всех погаснет небо, И в тьме приволье все найдут, И ради похоти и хлеба На всё святое посягнут, – Один он – с поднятым забралом – На площади – пред всей толпой – Швырнёт Астартам и Ваалам Перчатку с вызовом на бой.

и «Вид на Волге». Обе эти картины скоро стали известны в городе. Один из моих товарищей, Рогов, предложил взять вместе с ним большой заказ: написать громадные акварели – виды сибирских рек, через которые должны были строиться мосты Великого сибирского пути, и вид ледокола «Байкал» на ходу в работе. Одна акварель в восемь аршин длины, две по пяти аршин, одна полтора аршина. Все это за тысячу рублей, то есть по пятьсот рублей на человека. Пришлось на время прервать занятия в Академии и с семи часов утра до вечера работать. Рогов плохо владел акварельной техникой и не был пейзажистом, поэтому почти всю работу пришлось делать мне одному. Заказ был исполнен вовремя, работы понравились инженерам Сибирской дороги, они даже прибавили нам по сто рублей. Я ликовал, получив свободу и деньги. Это было в марте, а в апреле я уже катил по железной дороге, куда глаза глядят. Сначала в Гродно к брату, где писал весенние этюды на Немане и еврейские типы, оттуда в Киев, писал Днепр в разлив. Потом махнул через Москву в Нижний, оттуда на пароходе спустился до Самары. Писал этюды Волги, затем – в Ставрополь, к Жигулям. Весенний разлив, раздолье, голубая высь, в ушах жаворонки, соловьи. Мне было всего двадцать четыре года, силы, бодрости и прыти – хоть отбавляй. Я переезжал на лодке через Волгу к Жигулям и там писал этюды. Перевозчик дожидался меня на берегу. На вершине высокого мыса, на утесе Молодецкого кургана открывался, как с птичьего полета, необычайный простор двух слившихся в половодье рек: Волги и её притока Усы. Целое море жёлтой воды с бегущими по ней голубыми тенями от облаков. Буксирный пароход бьёт колесами жёлтую пену, тянет большой караван барж, слышится его гудок навстречу белому пассажирскому пароходу. Я был зачислен в мастерскую Куинджи. Предложил он нам отправиться в путешествие по Крыму цыганским табором и жить на его земле близ Кекенеиза, на. южном берегу Крыма.


Д.И. Менделеев А.И. Менделеева. Начало 1890-х годов

В ноябре 1892 года по предложению министерства финансов Менделеев был назначен учёным хранителем российского Депо образцовых мер и весов. Отныне во многих ответственных зарубежных командировках учёный трудился как уполномоченный Министерства финансов России. По просьбе С.Ю. Витте Дмитрий Иванович написал обстоятельное введение к историко-статистическому обзору фабричнозаводской промышленности и торговли России. Обзор предназначался для Всемирной Колумбовой выставки в Чикаго, создаваемой в честь четырёхсотлетия открытия Америки. Продолжая эту работу и в последующем, в феврале 1897 года Менделеев выпустил в свет новую свою большую книгу «Основы фабрично-заводской промышленности», вполне сознавая, что «другим едва ли можно» справиться с таким многосложным научным трудом, состоявшим из десяти выпусков. В этих двух работах Дмитрий Иванович не только развернул панораму истории развития отечественной промышленности, но и предложил новое экономическое районирование территории всей России с учётом природно-исторических особенностей главных регионов страны. Учёный стремился «в избранном охватить сущность важнейших частностей», формулировал настоятельную российскую потребность в централизованном руководстве промышленностью: «Для осуществления сознательных промышленных мер необходимо иметь в руках и перед глазами все экономические обороты страны, её ресурсы всякого рода, следить за её современным пульсом экономической жизни». В начале восьмидесятых годов годичное собрание Уральского общества любителей естествознания избрало Менделеева своим почётным членом и известило об этом учёного телеграммой. На другой же день пришёл ответ: «Глубоко благодарю Вас и сочленов за почёт. Сибиряку Урал – родной. Менделеев». Многие образцы горных пород, руд и минералов Урала прошли через химическую лабораторию Петербургского университета, в котором тридцать три года преподавал и вёл научные исследования Дмитрий Иванович. В этой же лаборатории под руководством учёного были сделаны первые анализы образцов всемирно известного Оханского метеорита, упавшего на территории Пермской губернии в августе 1887 года. И вот учёный снова основательнейшим образом погрузился в изучение посвящённой Уралу литературы. Одних только научных трудов об Урале – его истории, лесах, водах, заводах и промыслах – нашлось в библиотеках более семидесяти. Наука рубежа двух столетий настоятельно ставила перед учёным новый вопрос: «Отчего же это Урал медлит раскрыть и развить свою старую силу?» В марте 1899 года Министерство финансов провело совещание по поводу переустройства

Я почти не уходил с берега моря, там работал и то и дело входил в воду: поплаваю, поныряю всласть и опять за этюд. С детства у меня страсть к воде, к купанию. Я легко держусь на воде, могу лежать без движения на спине, заложив руки за голову, отдаваясь на волю волн. Я люблю смотреть на бегущие на берег волны, когда пена белее снега с шумом рассыпается и бежит по песку кольцами. Люблю и штиль. Едва слышно шуршит прозрачная вода блестящим гравием. Пахнет водорослями. С вершины Узунташа (скала в море), если смотреть вниз, видны в темно-зеленой глубине покачивающиеся водоросли, красные, зеленые, мохнатые камни. Стайки весёлых рыбок красиво блестят разноцветной чешуей, прозрачные, хрустальные или опаловые медузы по-своему наслаждаются жизнью, насквозь пронизанные солнечным светом. 4 ноября 1895 года на отчётной публичной выставке мастерская наша отличалась от других множеством хороших летних этюдов и картин. Выставка работ мастерской Куинджи имела большой успех. Профессор Н.Д. Кузнецов как-то у нас за чайным столом спросил: «Скажи, Архип Иванович, где ты чай покупаешь?» – «А что, зачем это тебе?» – спросил Куинджи. – «Да здорово твои ученики работают, успехи делают». И действительно «чай» в мастерской играл большую роль в нашем художественном развитии. Однажды Архип Иванович объявил, что завтра к нам приедет Иван Константинович Айвазовский. Архип Иванович подвел гостя к мольберту и обратился к Айвазовскому: «Этто, вот... Иван Константинович, покажите им, как надо писать море». Айвазовский назвал необходимые ему четыре или пять красок, осмотрел кисти, потрогал холстки, стоя, не отходя от мольберта, играя кистью, как виртуоз, написал морской шторм. По просьбе Архипа Ивановича он моментально изобразил качающийся на волнах корабль, причем поразительно ловко, привычным движением кисти дал ему полную оснастку. Картина готова и подписана. Один час пять-десять пять минут тому назад был чистый холст, теперь на нем


уральских казённых горных заводов. А два месяца спустя Менделеев получил от директора Департамента мануфактур и торговли В.И. Ковалевского письмо с просьбой быть руководителем выездной Комиссии по изучению кризисного состояния уральской промышленности, планированию мероприятий по поднятию производительных сил края. На основании литературных исследований и бесед со знатоками уральских дел Менделеев разработал три варианта экспедиционных маршрутов. В списке первоочередных для посещения объектов значилось двадцать пять городов, заводов и рудников. В первой декаде июня экспедиция петербургских учёных во главе с Дмитрием Ивановичем тронулась в дальнюю дорогу: поездом до Нижнего Новгорода и пароходом до Перми. Волга и Кама были уже хорошо известны Менделееву, родным и близким ему людям – по великой русской реке они неоднократно плавали до Астрахани и в Каспийское море. По Каме же учёный плавал в 1893 году до Елабуги, а из времён детства остались впечатления о пути с Иртыша на Каму и в Москву. Памятному тому путешествию в сопровождении мамы Марии Дмитриевны и сестры Лизы исполнялось в это лето ровно полвека. Менделеев в дороге много фотографировал. Фотографией он начал интересоваться с конца семидесятых годов, когда это искусство чаще всего называлось светописью. В Русском техническом обществе при участии Дмитрия Ивановича был создан специальный отдел по светописи и её применению. Тогда же учёный написал письмо своему другу, художнику и искусствоведу В.В. Стасову о принципиально существенном взаимопонимании между художниками и естествоиспытателями. В том же году на Всемирной выставке в Париже Менделеев встречался с И.Н. Крамским, И.И. Шишкиным и другими выдающимися живописцами. С того времени Дмитрия Ивановича постоянно тревожила мысль о собирании фотографий главных художественных эпох и народностей, начиная с «цветущей эпохи Леонардо, Микеланджело, Рафаэля, Корреджо и Тициана». Не кто иной как Менделеев организовал кружок по «применению фотографии к распространению произведений русского искусства». Отправляясь на Урал, Менделеев очень внимательно подобрал себе спутников, сотрудников и помощников в немногих лицах. П.А. Замятчинский – университетский профессор минералогии, С.П. Вуколов – минералог и химик-технолог, помощник начальника Морской научнотехнической лаборатории, К.Н. Егоров – технолог, сотрудник Главной палаты мер и весов. Участники экспедиции везли с собой немало всякого научного снаряжения. Кроме того, Менделеев заранее настоял на том, чтобы каждый учёный не только имел фотоаппарат, но и постоянно

Пассажирский пароход «Инженер-механик Гуллет» 1892

бушует море. Шумными аплодисментами мы выразили свою благодарность маститому художнику и проводили его всей мастерской к карете. Эту картину, подаренную нам автором, мы повесили на стену чайной комнаты, а под картиной – его палитру с красками и кистями. В 1898 году в Петербурге появился новый художественный журнал «Мир искусства», издаваемый Сергеем Павловичем Дягилевым. Был такой случай: Работаю я дома в своём любимом крестьянском азяме, на ногах белые валенки. Вдруг входит шикарный Дягилев с цилиндром в руке, просит дать что-нибудь для выставки. Ничего подходящего для «Мира искусства», казалось, не было у меня, но он и слышать не хотел и выпросил небольшую картину «Финляндский поток» и два пастельных пейзажа, затем сам стал рыться в пыльном складе со всяким хламом, в моём «чулане», и вытащил грязный эскиз к «Зелёному шуму». Мы буквально вырывали его друг у друга. Пришлось согласиться. «Поток» и эскиз теперь в Третьяковской галерее. Нашёл я себе мастерскую в Гавани на седьмом этаже громадного дома. Под окном было только несколько маленьких деревянных домиков. Ничто не загораживало вида на море; на горизонте рисовался Кронштадт, видны были Ораниенбаум, Петергоф, Стрельна и весь Морской канал. Вдали дымили пароходы, белели паруса, над водой носились чайки. Я получил приглашение участвовать на выставке «Мир искусства» в залах Академии художеств: такие же приглашения получили и некоторые товарищикуинджисты: Рерих, Пурвит и Рушиц. На «Весеннюю выставку» я дал только «Голубую речку», которую тогда же купил академический музей. На мюнхенской выставке Пурвиту и мне присуждены золотые медали. Мне за картину «С берегов реки Вятки». Я получил именную медаль с дипломом, подписанную самим Ленбахом и Удэ, и, конечно, сиял. Сижу я как-то на своём седьмом этаже, вдруг входят два


Вид Тобольского кремля с юго-западной стороны Акварель Первая половина XIX века

им пользовался. Это было необходимо не ради простого иллюстрирования отчёта о предстоящей большой работе, но и ради научной представительности отчёта. По мысли научного руководителя, фотографии были ни чем иным, как «выдающимися частностями». В архиве СанктПетербургского университета до сих пор хранится уникальная в научноисторическом отношении коллекция из нескольких сотен менделеевских уральских фотопластинок. От Нижнего Новгорода до Перми Дмитрий Иванович со своими коллегами плыл трое суток на рейсовом пароходе «Екатеринбург», незадолго до того построенном на пермской судоверфи. На казанской пристани на палубу парохода поднялся ещё один учёный пассажир, профессор геологии местного университета А.А. Штукенберг, старый университетский знакомый Менделеева по Петербургу. Александр Антонович Штукенберг был настоящим знатоком уральских пространств, он исходил их своими ногами и вдоль, и поперёк. Членам экспедиции интересно было получить от нового многоопытного спутника сведения «об истинных корнях железных дел Урала». 18 июня Менделеева и его спутников встречали в Перми многие знавшие учёного и заинтересованные в общении с ним лица. Гости остановились в доме Н.И. Михайлова, представителя елабужских химических заводов. После обеда состоялись беседы Дмитрия Ивановича с местной интеллигенцией, о чём учёный вспоминал так: «в отдалённых углах России экономические стороны жизни изучаются и разбираются едва ли не более, чем в центре... Особенно много я почерпнул от членов пермской комиссии Уральского общества любителей естествознания и от директора Алексеевского реального училища с горнозаводским отделением Михаила Михайловича Дмитриевского, который даже пожелал присоединиться

иностранца, совсем не говорящие по-русски. Подали мне визитные карточки. Оказались венские художники, делегаты Сецессиона, приехавшие приглашать русских художников участвовать в выставке венского Сецессиона. Приходилось объясняться с ними на смешанном немецко-французском и глухонемом языке. Они просили дать для Сецессиона обе картины с мюнхенской выставки. Я согласился и подписал какую-то бумагу о согласии. Особенно понравилась моя «Быстрица», как они называли одну из картин на мюнхенской выставке. Наша бывшая хозяйка, Наталья Васильевна, сняла новую квартиру и предложила поселиться у неё. Я с удовольствие переехал в большую светлую комнату. Рядом поселился Котя Богаевский, а в третьей комнате – Миша Латри. Чудесно! Будем жить втроём. Новые летние впечатления с Камы и Вятки, удобная комната и талантливые друзья-соседи располагали к творчеству. Я написал к выставке три большие картины и несколько меньших. Перед выставкой по обыкновению пришёл к нам Архип Иванович. От Богаевского он пришёл ко мне. «Лес-богатырь» не понравился ему по композиции. Другая картина «Смельчаки» показалась слишком тёмной. Она изображала двух вотяков, переплывающих на челноке бурную Каму. Цвет воды – тёмно-коричневый с жёлтой пеной. Товарищи называли эту воду кофейной гущей, но я такую хотел, такую воду наблюдал в природе. Потом неохотно поставил на мольберт пейзаж с берёзами. Я не совсем доволен был картиой, а Архип Иванович похвалил, обыкновенно он редко хвалил. Я очень много трудился над этим мотивом, несколько раз всё перекомпоновывая и переписывая, стараясь передать ощущение от весёлого шума берёз, от широкого простора реки. Жил я летом на крутом, высоком берегу Вятки, под окнами шумели берёзы целыми днями, затихая только к вечеру; протекала широкая река; виднелись дали с озёрами и лесами. Я удивился, что Архипу Ивановичу понравилась эта


к нашей экспедиции при обзоре уральского края. Вообще же в те сутки, которые мы провели в Перми, мне пришлось узнать такое количество просвещённейших местных деятелей, не по книжкам, а самостоятельно вникших в тонкости экономических отношений края и страны, что я не только не встречал ни разу ничего подобного в столь краткий срок, но, признаюсь, никак и не ожидал встретить, хотя я довольно мыкал по свету в разных его краях и сферах». На следующий день Менделеев нанёс визит губернатору, а затем договорился с управляющим Уральской железной дороги А.М. Повалишиным о предоставлении в распоряжение экспедиции своеобразного рабочего дома на колёсах – специального пассажирского вагона, который можно было на время прицеплять к любому уральскому поезду. Так родился известный в России менделеевский афоризм: «вообще железные дороги на Урале не спешат». 20-22 июня Менделеев осматривал Кизел, его заводы и копи, определил, что «каменные угли – это коренное топливо современного железного производства». Кизеловский коксующийся уголь учёный советовал применять «с подмогой» из Кузнецкого и Экибастузского районов – это была первая в России мысль об Урало-Кузбасском экономическом регионе. После Кизела экспедиция работала в Чусовом, Кушве, Нижнем Тагиле. Были осмотрены железорудные горы Благодать и Высокая, заводы, железные и медные, рудники, карьеры, музеи, памятники. Ещё в Перми Менделеев обратил внимание на отсутствие в городе учебных заведений для чисто горного и металлургического образования, а в Нижнем Тагиле учёный решил, что Урал может готовить специалистов-металлургов и с высшим образованием: «Русский народ так способен, а уральским жителям так привычна металлургическая деятельность, что можно надеяться на скорые практические результаты, если первые профессора будут настоящими учёными-металлургами». После Екатеринбурга Менделеев побывал в Тюмени и Тобольске. В родном своём городе Дмитрий Иванович пользовался помощью известного учёного-ботаника А.Я. Гордягина и опытных лесоводов для подсчёта лесных ресурсов края и определения режимов их рационального воспроизводства. Менделеев выработал свой собственный способ определения темпов расхода и прироста древесины по измерениям на пнях и на стволах живых деревьев. На обратном пути из Тобольска учёный заезжал на Билимбаевские заводы и лесную дачу Строгановых, чтобы в общении с известным учёным-лесоводом Ф.А. Теплоуховым и многоопытными его помощниками-лесничими ещё раз проверить и подтвердить правильность своей методики и общих первоначальных выводов.

Д.И. Менделеев среди земляков у церкви села Аремзянского

картина, и был, конечно, страшно рад. Позвали Богаевского и стали втроём курить и мирно беседовать. Богаевский, увидев мою картину, стал декламировать некрасовское стихотворение «Идёт, гудёт зелёный шум...» Тогда и дано было название картине «Зелёный шум». Богаевский каждый день рисовал в альбоме четыре композиции итальянским карандашом, раскрашивая их акварелью. И откуда у него берётся столько фантазии? На всех его композициях – настроение величия пустыни, таинственного молчанья и полное безлюдье. По вечерам мы сидели у печки. Он чтонибудь читал вслух или молча рисовал свои композиции, а я смотрел на огонь, и мысли мои, как птицы, перелетали с одного на другое, чаще всего на выставки, на картины. Меня не удовлетворяла эта громоздкая «Весенняя выставка». Ни один художник, почти ни одна картина на «Весенней» не волновали так, как это было на передвижной, когда дух захватывало. Когда Суриков выставил «Покорение Сибири», эта картина произвела особенное впечатление силы и мощи. Краски и сама композиция с Ермаком во главе такими и должны быть – это настоящая Сибирь, старая. Но особенно меня волновал Левитан. У него пейзажная правда проникнута чудной музыкой, в ней видна глубокая душа настоящего поэта. Левитана не с кем сравнивать в нашей живописи. Картины Врубеля производят на меня впечатление глубокой таинственности, а его живопись представляется игрой драгоценных камней. На всех печать этой глубокой тайны. Врубель настолько индивидуален и глубиной своего содержания и своей техникой, что трудно представить себе произведение, похожее на его творчество. Подражание Врубелю невозможно. Врубелю подражать никто не посмеет, нет у него и предшественников. Летом 1904 года я с большим увлечением и верой в свои силы стал работать в деревне на высоком берегу Вятки. В течение нескольких лет, кроме других картин, я работал над стаей лебедей, летящих над бурной


Учёный в 1878 году Фотография С.Л. Левицкого Общий наружный вид домны или шахтенной печи для выплавки чугуна. Внизу печи своды, дающие доступ к нижним частям. Сверху домны бросаются руда, уголь и плавень, снизу выливают чугун и шлак. Для горения вдувается машиною воздух, из которого идёт по трубке в особую печь для предварительного нагревания, а потом по трубкам и фурмам в домну. Из «Основ химии»

Подводя итоги лесоведческим исследованиям, Менделеев припомнил посвящённые Северному Уралу свои юношеские строчки и вписал в заключительную главу отчёта экспедиции такие замечательные новые суждения: «Урал составляет не искусственную грань Азии и Европы, а природную, так как с него текут одни воды к западу в огромную систему Волги, другие стремятся в могучую Обь, орошающую не меньшую площадь, чем Нил, включающую губернии Тобольскую и Томскую. От Урала же текут реки к югу, в реку Урал, и к северу, в Печору. Тот горный узел питает воды, сгущает осадки вод и тем самым определяет на громадной площади жизнь русских людей, начиная с земледельческой. Истощите тут леса, пустынными станут не только самые горы, но плоскости, населённые миллионами русских... Эти элементы сознательности не были в умах ни у классиков, ни у их предшественников-азиатцев. И в Греции, куда хлеб-то везут, и в азиатском центре, откуда много народов давно бежало, потому что леса истощали, их значения не сознавали. Законы о лесах – один из великих плодов мудрости прошлого царствования. Их следует с особою настойчивостью приложить именно в уральских краях. А потому русская сознательность отвечает ясно на первый вопрос: на Урале никоим образом не следует допустить даже начала истощения лесов». Восьмого августа Менделеев вернулся в Петербург, а две недели спустя известил письмом издателя И.А. Ефрона о своём желании создать энциклопедию «Всемирные основы знаний века». Издательство согласилось только на издание «Библиотеки промышленных знаний», но и такое решение обрадовало учёного: «Тут моё новое направление начало выражаться явно». Для этого издания Менделеев создал грандиозный труд «Учение о промышленности». В самом конце 1899 – начале 1900 года по настойчивым требованиям инженерно-технической общественности в Петербурге был проведён I Всероссийский электротехнический съезд. Менделеева выбрали почётным членом съезда. В январе 1900 года напечатана фундаментальная книга учёного «Уральская железная промышленность в 1899 году», а коллеги Менделеева по электротехническому съезду приступили к разработке проектов электрификации промышленности, в том числе и уральских горных заводов. «Вера в будущее России, всегда жившая во мне, – писал Дмитрий Иванович, – прибыла и окрепла от близкого знакомства с Уралом, так будущее определяется экономическими условиями, а они – энергиею, знаниями, землёю, хлебом, топливом и железом, больше, чем какими бы то ни было средствами классического свойства». Менделеев полагал,

Камой. Сделал несколько вариантов этой картины, но все они меня не удовлетворяли. Мне хотелось передать полёт могучих белых птиц, преодолевающих сильный ветер над жёлтыми волнами широкой реки. Несколько лет я держал в тайне идею картины летящих лебедей. Я видел их в натуре близко, над самой головой, на Каме, близ села Пьяный Бор. Я выставил в 1914 году «Лебедей над Камой» и был очень доволен отведённым местом. Когда я пришёл на выставку, то публики было уже полно. Едва прошёл я «за кулисы» – так называлась у нас комната Бычкова – так на столе кипит самовар, разложены закуски. Кроме Вячеслава Павловича и кое-кого из художников, сидел какой-то старик с запорожскими усами, в поддёвке и высоких сапогах. На столе лежала его шапка из серого барашка. Я принял незнакомца за охотника-борзятника, какие встречаются на картинах Петра Соколова. Бычков представил меня старику, тот протянул руку и крепко потряс: «Так эти лебеди твои? Это ты «Зелёный шум» написал? Вот тебе мои стихи на память». – И он дал мне бумажку. Он оказался известным писателем и поэтом В. Гиляровским. Вот что было на бумажке: Камою жёлтою лебеди белые Тянутся к северу в тундры холодные, Мчатся красивые, гордые, смелые, Вечно могучие, вечно свободные. С жаркого юга лучами спалённого, К озеру в тень под берёзы плакучие Манят их радости «шума зелёного» Свежестью бодрою, силой могучею.


что промышленное воздействие России на весь запад Сибири и на степной центр Азии может и должно совершаться при посредстве Уральского края». Начало нового тысячелетия принесло Менделееву немало новых огорчений. Как и всегда «открыв всю возможность» своему теперь уже вполне зрелому трудолюбию, учёный почувствовал, как заметно быстро начало сдавать здоровье. Дмитрий Иванович встревожился душой, решил попытаться оценить прожитую жизнь и дальнейшие творческие планы предельно рационально. Усаживаясь в мае 1902 года за рукопись «По реальным вопросам времени», сообщал: «Должно быть, мне остаётся уже недолго жить и влиять лично, так как всё тело, начиная с ослабления глаз, слабеет. А дух ещё свеж, и многое, навеянное опытом, продуманное желал бы завещать своим подрастающим детям, а затем и тем многим другим подросткам, которые теперь более чем когда-либо нуждаются в доброжелательном совете». Учёный рекомендовал молодёжи «беречь здоровье и душу от вздора». Рассуждая о сменяющихся поколениях учёных, исторических эпохах и их преемственности, Менделеев решил разъяснить потомкам существо своего давно уже сложившегося реалистического мировоззрения. Оно оказалось очень густо замешанным на принципах подражания великой природе во всех самых главных чертах её истории. Учёный относит себя к «мыслителям, обучающимся течению дел в природе». А «дела» эти в масштабах эволюции планеты движутся весьма неторопливо: ни поднятия гор, ни землетрясения, ни вулканические извержения никак нельзя назвать «революциями» в истории Земли: общая сумма таких перемен «ничтожно мала в сравнении с тем, что делают постепеновские силы природы... Признавая, что свобода в её основах много приобрела от революций, утверждаю, что только развитие просвещения и промышленности её развило, развивает и развивать будет, от тирании предохранит, незыблемой поставит и права с обязанностями уравновесит». Менделеев всегда искал истины «в срединном сочетании», не уставал «умерять крайности», верил в настойчивую волю более, чем в порыв. В восьмидесятые годы XIX столетия Менделеев встречался и беседовал с И.С. Тургеневым, который сам глубоко интересовался философией естествознания и историей. Он-то впервые и назвал Менделеева «постепеновцем», а Дмитрий Иванович не только не стал возражать против такого прозвища, но спокойно принял в богатый арсенал собственных прозвищ как одно из самых точных и ходовых. В принципиальных вопросах жизни учёный стоял за «постепенные, но решительные перемены», он считал,

Внутренний разрез домны. На фундаменте убивается глина, кладутся кирпичи с продушинами и подовый камень (песчаник), составляющий дно горна. В горн входят фурмы, вдувающие воздух и охлаждаемые (чтобы не сплавлялись) с наружи водою. Внутри кожуха выкладывается самая шахта, в промежутке между ними – сухая набойка, препятствующая охлаждению и дающая возможность расширения стенкам. Между камнями находится отверстие для выпуска чугуна и шлаков, закрываемое камнем и глиною. Из «Основ химии»

На берегах северных рек и ледовитых морей. В предшествующих очерках автор стремился показать, как выдающиеся ученики и ученики учеников М.Н. Воробьёва «разбрелись» по всему XIX веку, чтобы, развивая традиции своих учителей, охватить в замечательных пейзажах всё разнообразие природных вод России. Но в том же девятнадцатом веке среди многих художников – маринистов и речников, озёрников и болотников, истоко- и источниковедов – нашёлся пейзажист, который сумел «объять необъятное» – собрать в интереснейшее водное единство всё великое и малое, общее, частное и индивидуальное. Таким художником, водником-универсалом и в то же время великолепным педагогом открылся миру Алексей Петрович Боголюбов. С восьми лет он готовился к морской службе, с десяти лет обучался в Морском кадетском корпусе, а в семнадцать лет окончил его со званием мичмана флота. В то же время, по собственным воспоминаниям, «был маляром чуть ли не с четырёхлетнего возраста», а, едва дослужившись до мичманского звания, тут же отметил это событие созданием картины большой морской баталии. Брюллов, Айвазовский, Клодт обратили внимание на талант моряка, содействовали его поступлению в Академию художеств. Профессор Максим Воробьёв и баталист Б. П. Вилленвальде стали его первыми академическими учителями. После окончания Академии художеств Боголюбов почти шесть лет прожил за границей, подружившись там с такими прославленными мастерами пейзажа как А. Иванов, К. Коро, Ш. Добиньи, Т. Руссо. Вернувшись в Россию, Боголюбов в 1861, 1863, 1866 и 1869 годах предпринимает путешествия не только по Волге, но и в довольно-таки малоизвестные художникам уголки России, в том числе и на север – к Петрозаводску. В 1886 году Боголюбов, работая в Соловках, разглядел таланты местного иконописца А. А. Борисова и впоследствии определил его сначала в петербургскую Рисовальную школу Общества поощрения художеств, а затем – в Академию.


Погост в Пермогорье Архангельской губернии И.Э. Грабарь. Деталь. 1903 Фрегат Паллада» А.П. Боголюбов. 1847

В 1886 году окончил ученичество К. Коровин, написав известную свою «Северную идиллию». В 1893 году В.В. Верещагин на специальной барке проплыл из Сольвычегодска до Белого моря. В следующем году друзьяхудожники К. Коровин и В. Серов отправились трудиться в окрестности Архангельска и в Заполярье. Живой интерес к тайнам Севера проснулся в это время у многих зрелых российских художников, которые весьма ревниво восприняли столь дальние поиски молодёжи.

что «сокровищница теоретических и практических знаний пополняется с обеих сторон», предназначал все свои мысли «исключительно для уравновешенного, спокойного и постепеновского состояния общего внимания». Привыкнув в своей деятельности воевать за «золотую середину», в конце жизни с иронией замечал: «Мне и на старости лет, приходится стоять у дела мер и весов». Государственные привязанности учёного неизменно устремлялись к жизни народа, ещё в восьмидесятые годы в письмах жене сообщал: «...стану писать те выводы, которые считаю правдою и добром, те основания партии, к которой пристану, с которой буду действовать. Пусть имя ей будет народная. Её основания мне ясны и теперь. Это не славянофильство, это и не западничество, это не поклонение народу, это не обожание прав, обязанностями не вызываемых. А это будет то, чего недостаёт: соединения образованности с народным началом, с его непосредственными нуждами не по модным идеям, а по простому чувству народной правды, с трудом, со свободой мысли, со свободой промысла, с наукою в жизни, необходимою для того, чтобы достичь не утопии какой-то, а возможного, доступного, покойного и могущего развиваться здорово». Это своё мировоззрение вослед А.И. Герцену и Д.И. Писареву Менделеев назвал реализмом. В октябре 1902 года Дмитрий Иванович окончил большую, потребовавшую многих сил статью «Попытка химического понимания мирового эфира». Работа эта была начата при написании «Основ химии» и даже частично публиковалась в составе знаменитого учебника. В последующие годы Менделеев к этой теме не раз возвращался и, наконец, сформулировал гипотезу о всепроникающей «эфирной» частице, которая впоследствии была открыта и названа «нейтрино». Постоянно совершенствуя текст «Основ химии», учёный не мог не пояснить на страницах любимой книги главных особенностей своего мировоззрения: «Не по эклектизму, а по сознанию, почерпнутому в изучении наук о природе, я держусь той «золотой середины», которая признаёт реальную невозможность найти «начало всех начал» и побуждает сознавать, что наука не может отличать сразу всего, а принуждена лишь скромно, ступень за ступенью, подниматься в недоступную высь, где индивидуальночастное примиряется с непознаваемым общим. Если бы то скромнореальное направление научного мышления, которого я держусь, и думаю, что с немалым сонмом других учёных, взяло опять верх над горделивою уверенностью, с которою ныне часто приходится встречаться, то – по моему крайнему разумению – не только успехи науки ускорились бы,


но и стало бы просто легче жить, руководствуясь добытым, но не останавливаясь перед трудностями, возникающими при стремлении подняться ещё выше и проникнуть ещё дальше». Наиболее реальным продуктом своей жизни Менделеев считал научные «спокойные суждения» о самых существенных вопросах жизни человека, России, мира. Ещё в юности он умел оценивать труды величайших учёных планеты по наивысшему критерию: вся ли единая и цельная земная жизнь была предметом их научных занятий и книг? Это сверхсуровое требование можно было бы счесть юношеским максимализмом, если бы Менделеев не следовал ему на протяжении всего творческого пути. К зрелым годам итоговых «спокойных суждений» накопилось так много, что из них в голове учёного составилась целая библиотека. Дмитрий Иванович приступил к работе над первой частью новой оригинальной рукописи в начале 1903 года, послесловие к ней написал в первых числах октября следующего года, 19 октября типография отпечатала его книгу – «Заветные мысли». Предисловие начиналось со строчек Тютчева:

Церковь в селе Панилове Архангельской губернии И.Э. Грабарь. Фрагмент. 1903

Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои, Пускай в душевной глубине И всходят, и зайдут оне. Как звёзды ясные в ночи; Любуйся ими и молчи... Соглашаясь по существу с поэтом до наступления рубежа своего семидесятилетия, Менделеев, наконец, попал в такую реальную жизненную ситуацию, когда «накипевшее рвётся наружу, боишься согрешить замалчиванием и требуется писать «Заветные мысли». Успею-ль и сумею-ль только их выразить? Однако педагогический опыт не позволяет мне излагать их, так сказать, с конца, то есть с выводов практического свойства и запрещает теоретически их оголять... А потому мне необходимо приходится сперва разобрать немало частных вопросов, при разборе которых сложились мои заключительные мысли. Если бы я избежал этого, на вид окольного пути, голые выводы могли бы показаться мечтательными, оторванными от истории и от того, чем в действительности занята на мой взгляд, глубина современной русской мысли...» А глубокая мысль снова и снова уходила в насущные проблемы сельского хозяйства, народонаселения, внешней торговли, фабричной промышленности, народной образованности. Но на этот раз Дмитрия

В августе 1894 года М. Нестеров писал А. Васнецову: «Из Вашего письма я узнал, что Костя К[оровин] и Серов поехали по поручению С. И. Мамонтова на север в Архангельск, но, по-моему, в выборе художников С. И. оказался не находчивым: что будет делать Костенька, например, в Соловках, как он опишет природу могучего и прекрасного севера, его необычайных обитателей?! Ведь это не Севилья и не Гренада, где можно отделаться приятной шуткой...» Но уже в начале октября Нестеров виновато писал своим родным: «Видел этюды Серова и Коровина, в общем они очень красивы, но два же или по три у каждого прямо великолепны...» Коровин ещё трижды побывал на севере, оформлял павильон Крайнего Севера на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде и Экспозицию Севера на Всемирной выставке в Париже. В 1896 году в письме к другу А.А. Турыгину Нестеров размышлял: «Заметил ли ты этюды дальнего севера Борисова. Этот молодец был проездом у нас в Москве и показывал свои этюды В. Васнецову, где видел их и я. С такой энергией можно уйти и дальше Новой Земли, где Борисов прожил несколько месяцев, познакомился с белым медведем, цингой, тюленьим жиром и многим тем, что нам знакомо было когда-то по географиям, а позднее (гораздо) по письмам норвежца Нансена. В этюдах можно проследить развитие большой талантливости и будущего крупного пейзажиста». Борисов в 1897 году закончил Академию художеств и проехал из Архангельска по Печорскому краю на остров Вайгач, а в последующие годы совершил уникальные маршруты на северную оконечность Новой Земли, создал высокоширотную художественную мастерскую на 73-м градусе северной широты. Когда в июне 1901 года Борисов сворачивал экспедиционную работу в Заполярье, Нестеров из Вологды плыл пароходом на давно уже желанные Соловецкие острова, чтобы самому осваивать «русский север, тихий и деликатный». Итогом этой в высшей степени проницательной работы стало поразительно насыщенное «Молчание» и другие картины.


Градирня, употребляемая для испарения воды соляных источников Из книги Д.И. Менделеева «Основы Химии» По Северной Двине. Город Красноборск И.Э. Грабарь. 1903 Заморские гости Н.К. Рерих. 1901

Менделеева прежде всего интересовала «совокупность взаимных связей», интересовал неизбежный цельный поток исторического сознания, который следовало хотя бы частично направлять «в двигательные турбины, то есть на общую пользу». Во вступлении учёный сразу же пообещал читателям «оставаться реалистом, каким был до сих пор», сохранять «связь с историей – общечеловеческой и русской», находить всюду «исторический выход, пригодный стране времени и обстоятельствам». Менделеев обратил внимание на известный факт, что всю прошлую историю людей «проникает» стремление к единому общему государству. На фоне такого стремления весьма заметным явлением являются людские «союзы разной степени и формы». «Союзность», по мнению учёного, у людей проявляется «во всём» и именно поэтому человек берёт верх в природе. Сосредоточение людей в городах – одна из важнейших черт человеческой общественности. Одна из «заветных мыслей» учёного – защита городов от сыплющихся на них нареканий за очевидные людские пороки, «в городах собранные». Однако, сравнивая различные по размерам поселения, городским недостаткам Дмитрий Иванович противопоставляет выгоды и удобства жизни вблизи друг друга: собирание городами земель, объединение разрозненного, сложение государств, сосредоточение образованности, распространение просвещения, специализация всех видов человеческой деятельности, «которая сокращает массу труда, необходимого для достижения современного положения людских отношений». Менделеев убеждён, что «постепенно города улучшаются, стремятся сделаться здоровыми, с широкими улицами, с большими парками и со всеми условиями чистоты и благоустройства. Вся союзность людской жизни лучше всего, так сказать ежедневно, выражается лишь в городах».

Осенью 1902 года на сольвычегодской пристани художник И. Грабарь приобрёл большую лодку «с мачтой, парусами и даже маленькой каюткой шалашиком» и плыл к Белому морю до тех пор, пока не замёрзла Северная Двина. Впоследствии Грабарь повторит свой маршрут. Тогда же художник И.Я. Билибин предпринял объезд Вологодской, Архангельской и Олонецкой губерний для сбора произведений народного искусства и фотографирования памятников деревянного зодчества. Наиболее сведущим северянином в начале ХХ века оказался Николай Константинович Рерих. Все знают его как певца гор и горных кряжей. Однако через всю жизнь художника прошёл также и глубокий интерес к водным стихиям.


В русле отечественных историко-географических традиций не мог Менделеев не сказать своего слова о водных богатствах России: «В старых наших сказках зачастую уже говорилось про море-океан, означая тем инстинктивное стремление из лесов и степей добраться до свободных тёплых морей, а вся сознательная история России, особенно со времён Александра Невского и Великого Петра, явно направилась к укреплению на морских берегах как на местах наступившей истории человечества, которому кроме опоры для жилья и почвы для хлеба насущного нужны и взаимные сношения, и свобода, и мирный охват, выраженные сильнее и величавее всего свободными морями, преобладающими по величине поверхности над сушей, очищающими или смывающими и в известной мере уравнивающими всю землю... Дошли мы первее всего до входа в свободные океаны на Белом море, но тут свободу хода сдерживают и до сих пор льды Северополярного, или Ледовитого, океана, куда текут воды громадного большинства наших рек... В Ледовитом океане будущая Россия должна найти свои пути выхода, и думается мне, что это будет, наверное, когда побережья сибирских рек густо заселятся и когда для богатств громадного края необходим будет морской выход». Начало ответственного душевного разговора о будущем всей России взбудоражило Менделеева. Выпустив в свет первую стаю «Заветных мыслей», он не мог удержаться, чтобы не взяться за следующую такую же книгу, которую назвал «К познанию России». И оговорился, что «в сущности – это новая глава “Заветных мыслей”». 28 января 1897 года в России проведена первая планомерная общая перепись населения. К 1905 году все материалы её были обработаны с большой полнотой и систематичностью. Менделеев настолько заинтересовался проведением и результатами

Коллаж: Д.И. Менделеев в своей лаборатории; титульный лист «Основ Химии». С-Пб., 1906 По Северной Двине. Погост в Сольвычегодском уезде И.Э. Грабарь. Фрагмент. 1903 Северная идиллия К.А. Коровин

Среди воспоминаний Рериха о самом раннем детстве сохранилась память о нянечкиной петровских времён песне:

На Васильевском славном острове, Как на пристани корабельныя, Молодой матрос корабли снастил О двенадцати белых парусах. Дом Рерихов в то время находился на набережной Невы, и жизнь реки была обычным фоном жизни их семьи. Да и позже живой интерес Рериха к истории, археологии и археологическим раскопкам будоражил


Заслуженный профессор Петербургского университета 1887

Славяне на Днепре Н.К. Рерих. 1905

переписи, что много лет анализировал её статистические материалы по своим собственным принципам. Работа эта позволила воссоздать обстановку математической школы М.В. Остроградского, питомцем которой Дмитрий Иванович являлся во время учёбы в институте. Следуя советам своего учителя, он утверждал, что если более всего позаботиться о полноте и наглядности основных исходных данных, то операции с такими систематически собранными числами могут дать дельные ответы на вопросы, заданные природе. А необходимые выводы «придут сами собою». «Моей заветной мыслью, – писал учёный, – служит то соображение, что математический разбор явлений действительности тогда только служит для надлежащего уяснения предмета и для истинного познания вещей, когда он не только выводится из действительных данных, но когда в то же время он и даёт следствия, непосредственно с действительностью связанные и представляющие для неё свой интерес». И что ещё важно: «Не пифагоровские отвлечённые числа, а именованные, реальные нужны для правильного понимания действительности и предстоящего. Если в слове – начало, то в числе – продолжение сознательности, просвещения и всего успеха или прогресса человечества... Я надеюсь на то, что и без всяких с моей стороны указаний внимательный читатель сам усмотрит необходимость и пользу сравнительных численных данных, относящихся к России, для правильного, взвешенного суждения о благе народном и о способах его возрастания». В книгу «К познанию России» Менделеев поместил следующие обобщённые итоги своих математических выкладок: «Административное деление России, конечно, должно быть положено в основу всего, как оно вложено и в историю и в перепись, но простое сопоставление, как ныне нередко делается, в алфавитном порядке пятидесяти губерний Европейской России удаляет сродные местности и устраняет возможность многих естественных сближений. Вся совокупность 97 губерний России разделена мной на 19 частей, они названы «краями», если прилегают хотя отчасти к границам империи, и «землями», если со всех сторон окружаются её другими подразделениями. При таком разделении России на края и земли я принял во внимание не только многократно признававшиеся подразделения России в естественном и экономическом отношениях, но и соображения, вытекающие из данных переписи, на которую смотрю как на весьма важный вклад для познания России». Особенное внимание уделяет Менделеев комментарию тех итогов переписи, которые относятся к инвентаризации и оценке водных ресурсов: «Крупные массы вод, например большие озёра, выкинуты из счёта земли,

мальчишеское воображение и вызывал в сознании красочные представления о речном, озёрном и морском могуществе прошлых северных народов Европы. Этому же способствовал ранний интерес ребёнка к музыке. В юношеском возрасте близкое знакомство с музыкальным критиком В. Стасовым, композитором Н. РимскимКорсаковым, музыкальными картинами из оперы «Садко» и «Сказания о невидимом граде Китеже» также сослужили свою службу... На рубеже зрелости Стасову первому доверил молодой человек свои главные творческие замыслы. И как гениально откликнулся Стасов на эту доверительность: «Что мне все ваши академиические дипломы и отличия. Вот пусть сам великий писатель земли русской


хотя несомненно, что воды доставляют часть питательных веществ в виде рыбы, и в будущем, вследствие развития искусственного разведения рыб, устриц и всякой другой водяной живности (растений и животных), придёт же время, когда значение вод не только внутренних, но и соседних морей приобретёт своё место, и надо полагать, что до этого уже доживут наши дети... У России так много берегов Ледовитого океана, что нашу страну справедливо считают лежащей на берегу этого океана. Мои личные пожелания в этом отношении сводятся к тому, чтобы мы этим постарались воспользоваться как можно полнее и поскорее. Сперва со стороны достижения Северного полюса, о котором человечество так долго и безуспешно хлопочет, а потом со стороны правильного торгового движения. То и другое возможно выполнить с успехом, если приложить и труда, и разума, и средств в достаточном количестве. Пути и способы найдутся, если задачу преследовать настойчиво и с любовью, непременно начиная с достижения полюса, а ничуть не с практического (торгового) конца, потому что только на задачу, подобную достижения полюса, найдутся многие преданные люди, а они попутно решат и вторую задачу. Лет десять тому назад сам я с адмиралом С.О. Макаровым рвался к выполнению первой задачи, да вторая много помешала осуществлению. Если бы хоть десятая доля того, что потеряно при Цусиме, была затрачена на достижение полюса, эскадра наша, вероятно, пришла бы во Владивосток, минуя и Немецкое море и Цусиму, а главное, было бы много опытных моряков, привыкших взрывать сопротивляющиеся массы, плавать под водой и вести бой с природой и людьми силою осторожносмелой предусмотрительности. Словом, по мнению моему, в нашем морском деле – для его успешного и верного движения вперёд – лучше всего на один из первых планов поставить завоевание Ледовитого океана, хотя и уверен, что никакая «комиссия» до такого решения не дойдёт, потому что комиссии и парламенты «Америки не открывали» и не откроют, хотя необходимы как фабрики для переделки добытого, если победили твердыни гор, надо и льды побороть, а у нас их больше, чем у кого-нибудь. А около тех льдов немало и золота, и всякого иного добра... По отношению к флоту моя мысль скажется ясно, если я повторю желание флотом завоевать прежде всего Ледовитый океан и содействовать ограждению русских интересов в Великом океане и на Чёрном море, а в замерзающем Балтийском море ограничиться только настоятельно необходимыми приспособлениями. Вместо громадных денежных затрат на новый сильный флот, мне кажется, было бы гораздо важнее для всего народного быта затратить средства на торговый флот, тем более, что он подготовит

произведёт вас в художники. Вот это будет признание. Да и «Гонца» вашего никто не оценит, как Толстой. Он-то сразу поймёт, с какой такой вестью спешит ваш «Гонец». Нечего откладывать...» Вместе со Стасовым Рерих и РимскийКорсаков отправились в Ясную Поляну. Великому писателю и мудрецу начинающий художник привёз репродукцию только что законченной картины «Гонец». Толстой ободрил Рериха, правильно понял, что молодой живописец – это и есть Гонец из будущего с Вестью и что, выплыв на стремнину искусства, он не увлекается вспять

Гонец Н.К. Рерих. 1887


Жемчужина М.А. Врубель. 1904

и военных моряков. Англия была слаба военным флотом, пока «Навигационным актом» (1651, при Кромвеле) не создала громадной силы своего торгового флота. Есть три способа вызвать скорый рост русского коммерческого мореходства: 1) субсидии предпринимателям, 2) перевозка казённых грузов исключительно на русских судах и 3) помильно-попудная премия судам, в России выстроенным (из русских материалов), за вывоз морем всяких или определённых русских товаров...» В книгу «К познанию России» Менделеев включил выполненную им самим и его сыном работу по определению центра населённости России, который оказался в Западной Сибири севернее Омска. Большое значение впервые проводимой подобной работы учёный объяснил прежде всего «историческими интересами» России. Именно они «должны стоять при обсуждении судеб страны на первом плане, потому что разумная сознательность внушает совершенно твёрдую мысль о том, что всякие перемены в государстве, если оно сохраняется в целости, должны совершаться только

сильным течением, а правит свою лодку вперёд и вперёд, к далёкому желанному берегу. Два года обучения и работы в академической мастерской А. И. Куинджи закончились таким образом вполне обнадёживающе. Можно было даже задумать что-то очень важное и приступить к исполнению такого масштабного живописного цикла, как «Начало Руси. Славяне». Одновременно с Академией художеств Рерих закончил и юридический факультет Петербургского университета, написав выпускное сочинение о художниках Древней Руси. Увлечённый отечественной историей молодой человек начал читать лекции в Археологическом институте, стал известным итогами своих археологических раскопок «на пути из варяг в греки». Довольно любопытно, что одна из лучших картин Рериха о начале Руси была написана не где-нибудь, а в Париже. Осенью 1900 года художник отправился туда на Всемирную выставку в честь начала нового столетия. Поступил учиться в мастерскую известного исторического живописца Кормона. И утонул там в своих воспоминаниях о Севере. А выплыл только с помощью своей же очередной «ударной» картины – «Заморские гости» и последовавшими за ней «Красными парусами», повествовавшими о походе князя Владимира на Корсунь. Первым летом нового века вернулся в Петербург победителем и был произведён в секретари, а несколько позже – в директора Общества поощрения художеств. Трудился администратором денно и нощно, но не мог не написать «Озера», «Чайки», «Ладьи строят», «Древней жизни», «Севера», «Охоты на тюленей», «Славян на Днепре», «Боя» и многого другого. А тут проснулся у художника необоримый интерес к древнерусской архитектуре, и в мае 1903 года Рерих отправился с женой Еленой Ивановной в первое своё крупное путешествие по России. Зимой открыл на эту тему выставку в Обществе поощрения художеств. В следующем году путешествие было продолжено. Благодаря ему и ярким впечатлениям от него Рерих со своими друзьями-художниками по особому заказу


последовательно, путём исторической эволюции». Трудам своим по выяснению центра населённости Росси Менделеев придавал патриотическое значение и относил их к «познанию доли истины», поиски которой являются вечным заветом науки. Такую же точно задачу поставил перед собой и решил Дмитрий Иванович при составлении новой оригинальной проекции общей карты России. Суть этой карты в том, что районы центральной России изображены на ней с наименьшим картографическим искажением, «в надлежащем виде». Очень трудоёмкие книги «Заветные мысли» и «К познанию России» показали, как много неопубликованных свершений, как много ярких творческих замыслов, нерастраченных сил осталось ещё у собравшегося умирать великого учёного. Но и на этих огромных трудах Дмитрий Иванович не остановился. Он решил очень немногословно и совершенно без критики написать «Дополнение к познанию России» и издавать отдельными брошюрами все его главы, как это осуществлялось в предшествующих Д.И. Менделеев А. Алемасов. 1951 Жемчуг исканий Н.К. Рерих. 1924

У шлагбаума. Большая дорога Фрагмент. Н.А. Касаткин. 1890

разработал архитектурный проект нового для Руси храма. Вскоре церковь, воспроизводившая древнерусское видение храмового пространства, была построена, оригинально изукрашена изнутри и снаружи. Новая церковная постройка осуществилась на средства пароходчиков Каменских в Перми. Так далёкий от Петербурга уральский город на Каме обрёл совершенно самобытно устроенную церковь-усыпальницу Казанской Богоматери при Успенском женском монастыре.


Вечное ожидание Н.К. Рерих. 1917

книгах. Первую главу учёный почти закончил и отправил в типографию для предварительного набора, во время работы над второй главой смерть настигла гения. Но и здесь гений остался верен своему историческому призванию, призванию великого толкователя истории. Вступление к книге открывается такими потрясающими строчками: «Как отдельного человека нельзя понимать, не зная его окружающих и их взаимные отношения, так и народы или страны могут быть сколько-либо полно понимаемы только в связи их с другими странами и народами, а потому познание России требует данных, относящихся не только к ней самой, но и к другим странам. А так как Россия громадна и по пространству, и по числу жителей, то даже для первичной полноты её познания надо хоть в общих чертах ознакомиться с данными для всего света». Если в ранних работах Менделеев пользовался преимущественно российской статистикой, то теперь в его распоряжении оказалась новейшая зарубежная, что, несомненно. Обеспечивало гораздо большую представительность выводов и прогнозов. В который уже раз неутомимый учёный обращал внимание своих «шатающихся в мыслях» читателей на то, чем истина отличается от не-истины: «Одну из важнейших (хотя и не первичных) и, если можно так выразиться, полезнейших сторон всякого «знания» составляет предвидение реальных явлений, уже по той причине, что

Рерих не без основания полагал: глубина древней северной культуры столь велика, что её достаточно для напитывания своим влиянием всей Европы. По складу художественного мышления и творчества Рерих тяготел к символизму. С помощью специфического метода и школы художники и поэты искали символы искусства, художественного творчества, тайн жизни, многоликого мирового универсума. Символизм отождествлялся с интуицией, прозрением сущностей мира, с ключами к мирозданию. В числе особенных черт символизма были почвенность, апология земли и земного мира, уверенность в способности искусства сотворить невозможное. О существе символизма того времени и его возможностях ярко повествует очерк Рериха «Врубель». Очерк был опубликован в символистском журнале Брюсова «Весы» во втором номере за 1905 год. Рерих был поражён картиной Врубеля «Жемчужина» и, пользуясь давними дружескими отношениями с автором шедевра, подробно расспрашивал художника о пройденной им Большой Дороге, о ступенях работы над этим произведением. И Врубель открыл свои тайны, а Рерих рекомендовал эти приёмы всем, всем людям и особенно творцам-художникам, живущим по законам Красоты. Оказывается, такого рода картины создаются в условиях эстетического покоя уютной работы, при жизни на спокойной городской улице, при творческом напряжении за скромным столом, когда художник может вполне влюбиться в шедевр природы – жемчужную ракушку – и прежде всего заняться её облюбованием. Как замечает Рерих, этот процесс происходит «вне оков наших свободных учений». Ведь здесь от художника потребуется коренное умение пользоваться природой, способность увидеть и услышать её. Если художник сумеет вполне восхититься Натурой, то он непременно «услышит» интимнейшую песню её тонов, увидит в жемчужине «полутон берёзовой рощи с рефлексами белых стволов», «фейерверк бабочек», «мерцание аквариума»,


Человечьи праотцы Н.К. Рерих. 1940-е

оправдание предвидения даёт уверенность в возможности твёрдых или истинных выводов изучения». С уверенностью можно заключить, что Менделеев был одним из самых выдающихся теоретиков истинного знания, он впервые исчерпывающе точно поведал людям об этой вечной мировой загадке. Истинный предмет знания составляет, оказывается, ни что иное, как вечное и бесконечное. Вечные задачи истины преследует естественная философия: «Мудрость истинная нейдёт противу естественности, а ей помогает, её берёт в союзники, на ней строит планы возможного, достижимого. Законы геометрии и истории одинаково естественны. Тютчев понимал это:

Дума за думой, волна за волной – Два проявленья стихии одной... Мудрость во всех делах, в каждом знании, во всяком обобщении, то есть во всей сущности науки и жизни, сводится на то, чтобы понять закон, манеру действия природы, не от людской воли зависящие...» Средства завоевания истины основываются на научной правде и труде: «Наука отказалась прямо познать истину саму по себе, а через правду старается и успевает медленным и трудным путём изучения доходить

паутину и тень кружев, всё то, от чего сердце художника приходит в глубокое волнение. Так осуществляется таинство отделения красивого от ненужного. В увиденной и услышанной такой Натуре, далёкой от жизни людей, «сами людские фигуры делаются волшебными и неблизкими нам». Натура приобретает «дальнее сияние», со многой заманчивостью, завлекательностью, многими новыми путями – верными признаками жизнеспособности произведения искусства на долгое время. В глубинном противостоянии «ярко горящего» художника и могущественного «дальнего света» Натуры рождается некое Волшебство, суть которого в том, что картина со временем нравится нам всё сильнее. Более чем через три десятка лет после встреч с Врубелем, когда его уже давно не было в живых, Рериху случилось работать над очерком «Русь», посвящённым в основном столетию со дня гибели Пушкина. Художнику и писателю отчётливо представилось, как великий поэт, подобный Врубелю, ныряет за фольклорными поэтическими жемчужинами в самые глубины истории России, как он гениально пользуется чарами фольклорных красот и высокой народной мудрости. По представлению Рериха, для подлинно благородного вдохновения Пушкина не было географических и исторических границ, поэт одновременно следовал всеми творческими путями, в его произведениях мы находим образцы всех литературных стилей. Обычное волшебство Пушкина – умение задевать человеческий нерв высокого порядка и так приближаться к гармонии природы, когда поэту открываются трепет небес, тайны земли и моря. По складу своей исследовательской натуры Рерих был учёным-историком, интересовался в первую очередь древнерусской литературой, летописями. Собственные его археологические и историкоархитектурные исследования были поставлены на службу глубинной истории, изучению материальной культуры отдельных её эпох – от каменного века до современности.


до истинных выводов, границы которым не видно ни в природе внешней, ни во внутреннем сознании». Естественные науки подтвердили истинность своих основ, поскольку «узнанное успели проверить и им воспользоваться для увеличения средств человеческой жизни». «Новое искание истин – это только и есть наука». В рядах искренних почитателей и искателей истин есть её провозвестники, открыватели, носители и проводники истин во всеобщее сознание. Истинное открытие делается усилиями «массы деятелей, из которых иногда один есть только выразитель того, что принадлежит многим, что есть плод совокупной работы мысли». Об истине можно говорить только откровенно, без задних и личных мыслей: «Истина сама по себе имеет значение без каких-либо вопросов о прямой пользе. Польза есть дело суровой человеческой необходимости, а познание долей истины есть дело свободной человеческой любознательности и, по мне, всё передовое и в конце концов важнейшее и даже полезнейшее этой людской склонностью прямо определяется. Польза придёт, отыщется без призыва,

Беломорье. Морошковое болото В.В. Рождественский. 1938

Из всего массива исторических материалов Рерих с особенным вниманием вычленял те, которые характеризовали крупнейшие торговые пути, длительные, устойчивые связи между народами, содействовали выявлению причин и путей древнего расселения и переселения народов. Индикаторами этих ключевых процессов во взаимоотношениях народов учёный считал сохранившиеся предметы и другие свидетельства быта древних культур. Вызывает уважение факт очень быстрого освоения Рерихом всего необозримого массива знаний по мировой истории, мировой культуре, мировому искусству. С деятелями науки и искусства Рерих находил общий язык сразу же, в любом уголке земного шара. При таком стабильном интересе, постоянном пристальном взгляде на всемирную историю, историю культуры, историю искусства Рерих пришёл к двум основополагающим выводам, которым неуклонно следовал всю жизнь. Во-первых, нужно реализовать в повседневности идею синтеза искусств без исключения. Жизнь человека должна постоянно протекать в облагороженной искусством среде. Абсолютно все стороны человеческой жизни должны быть наполнены красотой, а по большому счёту это возможно только в том случае, если ни один вид искусства не выпадет из нашего поля зрения. Во-вторых, должно быть юридически обеспечено, общепринято безусловное уважение ко всем древним, старинным памятникам искусства, организована их международная и государственная действенная охрана, уход за ними, своевременная реставрация. Несомненно, что постоянное внимание к миру культуры и природный высокий художественный вкус Рериха всегда позволяли ему быть квалифицированным искусствоведом. Не случайно в своё время Грабарь привлекал учёного-художника к составлению и написанию многотомного издания по истории русского искусства. Рериха всегда интересовали все виды и жанры искусства – архитектура, музыка, живопись, скульптура, театр, декоративно-прикладное творчество и многое другое.


если истина будет находиться сама по себе, сама для себя». Прогнозирование Менделеева, основанное на учении об истине, признано уникальным явлением в истории мировой науки. Научные основания, пригодные для продуцирования сбывающихся прогнозов учёный видел в фактах самой жизни: «и там и тут русский человек больше живёт ещё и поныне мечтою о предстоящей будущности, о возможном впереди синтезе»: «Подражая, только подражая и потребляя, человечеству не выжить, как не выжили мамонты, а извёртываясь по смыслу времени, творя новое в новом сочетании усложняющихся условий, определяемых самым смыслом умножения числа жителей, то есть не уставая изучать, приспособляться и изобретать, люди уверенно глядят в лицо будущему, зная, что оно будет полнее и сложнее прошлого, уходящего в вечность безвозвратно». В столь сложной реальной действительности всегда присутствуют руководящие начала предвидения, которые в повседневности люди чаще всего и ошибочно огульно называют «самомнением». Уже в древние времена чуткие

На озере И.Э. Грабарь. 1926 Север А.И. Куинджи. 1879

В 1909 году академики Петербургской Академии художеств избирают Рериха своим действительным членом. В следующем году он становится первым председателем общества «Мир искусства». Ещё через год на выставке «мирискусников» Рерих показывает серию символических пейзажей «Варяжское море», «За морями – земли великие», «Каменный век». Картины его экспонируются в Венеции, Париже, Лондоне, Брюсселе, Риме, Мальмё. В год начала Первой мировой войны издательство Сытина выпустило первый том собрания сочинений Рериха, тогда же художник создаёт картину «Прокопий Праведный благословляет неведомых плывущих». В начале 1915 года художник заболел воспалением лёгких, за которым последовал ряд серьёзных осложнений, бронхитов и пневмоний. Врачи рекомендовали Рериху серьёзно лечиться, и северянин-художник для этой цели предпочёл лечение Севером. На скалистом берегу Ладожского озера он арендовал дом и стал жить в нём с семьёй с декабря 1916 года. В августе следующего года вынужден был отказаться от директорства в школе Общества поощрения художеств. В начале 1918 года территория приладожского Сердоболя (Сортавалы) отошла


Менделеев в 1890-х годах Северное море А.Е. Архипов. Фрагмент картины

мыслители отчётливо видели эти руководящие начала, изучали их, извлекали из них непременную общественную и общую пользу. В науке накопился немалый опыт анализа и использования оправдавшихся учёных предсказаний: «Истинный смысл, высшее отличие промышленного века составляет оживотворение всего считавшегося совершенно мёртвым... Тут нет границ, тут есть только начало – конца не видно, а в нём предвидеть можно и самое производство питательных веществ помимо сельского хозяйства, на заводах. Тут виден новый свет, новые источники жизни, власть знания и просвещения, конец войн из-за обладания земной поверхностью, действительное царство «мышления», отдёрнувшего край завесы вечного и бесконечного, покорного предвечным законам, без шатания скептицизма». В поисках истинного знания, которое не могло не быть целостным, Менделеев оживотворил науку, представил её как активное существо, сложнейшую естественную систему. Но и отдельные науки – «те же организмы. Наблюдение и опыт – тело наук. Но оно одно – труп. Обобщения, доктрины, гипотезы и теории – душа наук. Но её одну не дано знать и понимать. И лживо приглашать к трупу науки, как было лживо у классиков стремление охватить одну её душу». Ещё один очень яркий, помогающий глубоко проникнуть в смысл науки образ придумал учёный, оттолкнувшись от впечатлений первой поездки за границу. В швейцарском городке Фрейбурге Менделеев увидел два удивительных подвесных моста в четверть версты длиной над тридцатисаженной пропастью: «всё висит на проволочных пучках. Вы идёте, и мост качается, а между тем стоят они более 25 лет и по ним ездят без малейшей опасности», – так сообщал Дмитрий Иванович своим родным. Через несколько лет, работая над одним из переизданий «Основ химии», учёный вспомнил о швейцарских мостах и написал в предисловии: «Мне желательно было показать над изложением основ химии, что науки давно уже умеют, как висячие мосты, строить, опираясь на совокупность хорошо укреплённых тонких нитей, каждую из которых легко разорвать, общую же связь очень трудно, и этим путём стало возможным перебрасывать пути через пропасти, казавшиеся непроходимыми. На дно не опираясь, и в науках научились пересягать пропасти неизвестного, достигать твёрдых берегов действительности и охватывать весь видимый мир, цепляясь лишь за хорошо обследованные береговые устои».

к Финляндии, а в марте в связи с закрытием границы было утрачено свободное сообщение с Родиной. Однако не прекратилась патриотическая художническая и исследовательская работа Рериха. В 1915-1916 годах написаны картины «Озеро», «Волокут волоком», «Красные паруса», «Варяжский путь». В 1917-1918 годы к ним прибавились пейзажи «Святой остров», «Северные острова», «Скалы и утёсы», «Ладога», «Север», «Карелия. Вечное ожидание». Закончена аллегорическая повесть-письмо «Пламя», в которой главный герой провозгласил своё кредо: «Помни о Севере». Рерих работает как художник театра, создаёт несколько пьес. В конце 1918 года в Стокгольме проходит получившая широкую известность выставка картин Рериха. На этом Северная эпопея жизни замечательного русского художника как бы приостанавливается и начинается совершенно новая огромная глава его жизни, которую назовём так:


Берёзовая роща А.И. Куинджи. 1901 Менделеев в мантии доктора Эдинбургского университета М.Б. Белявский. 1880 Белое море В.К Бялыницкий-Бируля. 1935-37 На стр. 240-241: Сиверко И.С. Остроухов



Issuu converts static files into: digital portfolios, online yearbooks, online catalogs, digital photo albums and more. Sign up and create your flipbook.